Анна Московкина - Правила боя. Исток

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( )

– И еще мор. – Смотрящий чародей сверился с картой, висящей на стене; на ней иголками были пришпилены полоски пергамента с неясными пометками. – Мор в Мыльняках.

– Мор? – задумчиво переспросил Филипп, заправляя за ухо темную прядь, вылезшую из растрепанного хвостика.

– Коровий, – нехотя пояснил смотрящий. – Дохнут одна за другой, там уже все село на ушах стоит, собрали гонца в Береговницы, приехали ко мне. Чуть не на коленях ползали: пошли им колдуна… А никого нет, хоть сам езжай!

– Что же не поехали? – удивилась русоволосая девушка, похожая на Филиппа, как сестра.

Смотрящий Береговниц и окрестных деревень Павелий лишь ус дернул:

– Стар я в телеге-то трястись.

– Ехали бы верхом… – хмыкнула девушка. Филипп метнул на нее гневный взгляд, она послушно замолкла и снова принялась изучать карту.

– Давно приезжали? – попытался исправить ситуацию парень.

– Три дня назад.

– И что, за три дня ни одного колдуна не проходило?

– А также не проплывало… Был один, да только на мое распоряжение он плевать хотел.

– Цитаделец?

– Нет. Наш – инесский, имя у него еще… язык сломаешь. Да ты, сынок, встретишь его. Он домой ехал, говорил, торопится к Владычице на прием, никак ему в Мыльняки не заехать. Он будет там пироги кушать, а у меня рогатый скот десятками косит! – Павелий, видимо, забыл, что сам трястись в телеге отказался.

– Ладно, давай свою грамоту, я подпишу.

– Сынок! Возьмешься?

– Хотите сами?

– Нет уж!

По содержанию парень лишь пробежал глазами и подмахнул витиеватой закорючкой:

– До свидания, милсдарь смотрящий.

– До свидания, милсдарь Филипп, до свидания, сударыня Айрин.

За дверью Филипп влепил девушке подзатыльник.

– Ты мне что обещала?

– Что буду молчать как немая, – заученно ответила она, лукаво щурясь.

– Так закрой свой рот поганый! И благодари меня, что я милостиво взял тебя с собой!

– Так мне благодарить или молчать?

– Твое молчание – лучшая благодарность!

– А худшая?

– Твое присутствие, – выдохнул он. Они вышли из прохладных сеней дома Павелия в теплый июльский воздух.

– Айрин! – крикнул Филипп, девушка попыталась сделать вид, что обращаются не к ней.

Лошади, привязанные у крыльца, объели серебристый кустарник, причем, если судить по сохранившейся стороне, нежно любимый смотрящим и аккуратно им подстриженный.

– Поехали отсюда быстрее!

Айрин влезла на Пеструшку и тихонько тронула ее пятками.

Лошадка была славная, хоть имела дурную привычку с малейшего резкого движения уходить в галоп. Пеструшка переступила с ноги на ногу, лениво дернула задом и осталась стоять на месте. Пришлось девушке ударить ее сильнее и подбодрить ее руганью.

– Поганка ты гречневая, отвлекись, давай, от своего кустика! – прикрикнула Айрин. «Давай» понравилось лошади больше всего, и Пеструшка пошла рысью. Девушка, неготовая к столь прыткому началу, неловко взмахнула рукой, которой пыталась подтянуть сползший стременной ремень. – Стой, зараза, кому говорят!

Удовольствовавшись представлением, лошадь успокоилась и перешла на шаг. Седло перекосило. Айрин, чертыхаясь, скатилась с лошади, поправила седло, затянула подпругу, для чего пришлось пнуть надувшуюся мерзавку. После пинка Пеструшка обрела осиную талию и дала затянуть пряжки.

– Это наказание, – догнал ее Филипп. – Под стать тебе лошадка: тебе тоже одно говоришь, а ты другое слышишь.

– Ты мне вообще ничего не говоришь, только ворчишь как старая бабка. Раньше ты так себя не вел.

– Раньше тебя за ухо оттаскать можно было или папе с мамой наябедничать, сестренка.

– Что теперь мешает? Почетный пост?

– Тебе он не светит, не переживай, – мрачно ответствовал ей брат.

Айрин тоскливо оглядела сельскую улочку, где в пыли играли дети. Детям не объяснишь, что играть в пыли или грязи нельзя, им хочется, и они играют.

– Зато я могу помочь тебе с мором! – обрадованно сообщила девица.

– Если наша помощь вообще потребуется. Может статься, нам поручат исключительно сжигать туши. – Филипп повернул голову в ее сторону и спросил: – Ты не хочешь в Милрадицы, верно?

– Я не хочу быть знахаркой.

– Выбери что-то другое, тебе же никто не навязывает!

– Так… давай подумаем, – хмыкнула Айрин. – На стратегию и тактику девушек не принимают, с алхимии меня исключат после того, как я разобью жутко важную склянку и взорву эту школу к бесам, лесная наука набирает пять человек, и, по странному стечению обстоятельств, они тоже все мужского роду… Что я забыла?

– Искусство, – включился в игру брат.

– Чужие произведения критикую излишне злобно.

– Сельское хозяйство?

– Животных люблю. Не люблю людей, которые их обижают, аж руки о меч чешутся.

– Военное дело? – Тут она ехидно подняла бровь и, посмотрев, что улица обезлюдела, ушла в галоп. Догнал ее Фил уже за границей села, где она остановила Пеструшку и позволила прожорливой лошади жевать понравившуюся елочку. – Да, при твоей дисциплине… Но на твоем месте я бы не отказывался так легко от искусства, ты могла бы писать баллады.

– Фил, очнись, я лютню не могу настроить, а когда играю, путаю пальцы и сбиваюсь.

– Учись играть на арфе!

– Я хочу быть колдуньей. Как мама, как ты, как вся Инесса. А вместо этого хожу и думаю о том, не что мне нравится, а от чего меньше воротит! Давай о море поговорим или о твоем назначении, а? Ты когда работать начнешь?

– После сенокоса.

– А отряд большой?

– Двенадцать человек. Десятилетки. – Он говорил неохотно, будто на допросе.

– А кто еще с ними заниматься будет? Хорхе?

– Нет, первые два года только я, потом уже посмотрим. У меня есть идея вообще провести реорганизацию обучения.

– Ты еще ни одного занятия не отвел, наставник!

Филипп наградил сестру кривой усмешкой и без предупреждения пришпорил коня. Они были похожи не только внешне.

Мыльняки предупредили о себе загодя: еще даже частокол и крыши не показались, а брат с сестрой уже поняли – подъезжают. Воронье кружило черным облаком, будто здесь была битва, но кружило как-то странно. Польстившись на сладкий запах разложившейся плоти, ни одна птица не рисковала ее расклевывать, лакомясь.