Александр Домовец - Кукловод

– Ну и день! – сказал Дмитрий, падая в кресло. – Такому пиру сам Жигимонт позавидовал бы. Одних музыкантов чуть ли не сотня… Между прочим, супруга моя уже в опочивальне, ждёт. Самое интересное впереди!

Он засмеялся. От него сильно пахло вином. Никита стоял в почтительной позе со склонённой головой, и, превозмогая сердцебиение, мучительно ждал, когда царь перейдёт к делу.

– Сядь! – велел Дмитрий заплетающимся языком. – В ногах правды нет. Хотя… где она есть, правда-то? Вот я, к примеру, законный царь и великий князь всея Руси… неважно, чей я сын… я, между прочим, коронован Мономаховым венцом… И что? Завтра на рассвете меня будут свергать. О Русь! Нету в тебе ни порядка, ни покоя… И не надо! – почему-то добавил он, снова засмеявшись. – Ну, пора и о деле.

Он сжал виски, на миг замер, потом сильно провёл руками по лицу, и Никита ошалел: на него смотрел бодрый, свежий, совершенно трезвый человек.

– Ты подумал ещё раз? – негромко спросил Дмитрий.

– Да, государь.

– Решение своё не изменишь?

– Нет, государь.

– Согласен идти со мной, куда я скажу? Далеко идти? Очень долго?

– Да, государь.

– Хорошо же!.. Сиди спокойно, не двигайся.

Дмитрий стал напротив Никиты и впился взглядом в его глаза. При этом он делал возле его лица странные жесты руками. Вскоре Никита почувствовал истому, по телу разлилось тепло, потянуло в сон. „Что это со мной?“ – вяло подумал Никита. Сил удивляться не было. Неожиданно вместо Дмитрия возник давешний страшный старец, повеяло холодом и каким-то неприятным затхлым духом. Но даже испугаться Никита уже не мог. „Всё-таки нечисть“, – равнодушно решил он, прежде чем впасть в забытье…

Когда он проснулся, царь, как ни в чём не бывало, сидел за столом с кубком вина в руке. Судя по тому, что свечи почти не оплыли, спал Никита недолго.

– Как себя чувствуешь? – спросил Дмитрий.

– Хорошо, государь, – ответил Никита, хотя в голове сильно гудело и отчего-то пробивал озноб.

– Тогда слушай меня внимательно и запоминай…

Дмитрий начал расхаживать по кабинету, размеренно, объясняя Никите, что ему делать.

– Перво-наперво, ночуй сегодня где угодно, но только не в Кремле. Завтра поутру грянет. Васька Шуйский втихаря успел уже моим именем распорядиться, чтобы распустили половину немцев-алебардщиков из охраны. Резня будет страшная, можешь не уцелеть.

Где ты завтра окажешься, решай сам. Главное – ни во что не вмешивайся. Даже если меня на твоих глазах в капусту будут рубить, сцепи зубы и смейся. Это буду не я. Я в это время буду в другом месте. Понимаешь?

– Не понимаю, – сказал Никита.

– Не важно, потом поймёшь… Из города не уходи, завтра я тебя сам найду. Как – это моя забота. К тебе подойдёт и окликнет человек, ты его никогда не видел, но это буду я. Я, только в другом обличии. Удивляться ты не должен, привыкай.

– Как скажешь, государь, – откликнулся Никита и, подумав, решил уточнить: – Значит, у тебя всё будет иное – и лицо, и тело?

– Да.

– А как же я тогда тебя узнаю?

Дмитрий одобрительно кивнул.

– Справедливо! Но это нетрудно. Я скажу тебе о таком, что знаем только мы оба. И ты не ошибёшься. А потом, когда встретимся, мы уйдём из Москвы.

Дмитрий внимательно посмотрел на Никиту, взял его лицо в свои руки, оттянул веки и заглянул в зрачки.

– Всё хорошо, – сказал он, отпуская Никиту. – Ну, пора. Ты всё понял? Всё запомнил?

– Всё, государь.

– Да, – усмехнулся Дмитрий. – Пока ещё государь… Ступай же.

Никита повернулся и пошёл к дверям. Он думал, где сегодня искать ночлег. Есть на примете одна купеческая вдовушка…

Поутру Никита стоял в людской толпе, окружившей Красную площадь, и пустым взглядом смотрел на лобное место. Там, на маленьком столике, покоился истерзанный, поруганный труп царя. На грудь ему положили лицедейскую маску, в рот издевательски воткнули дудку.

В четвёртом часу пополуночи ударил набат на Ильинке, а следом зазвонили колокола и других московских церквей. Поток, состоявший из выпущенных преступников и простолюдинов во главе с боярами, устремился на Кремль. Впереди, с мечом в одной руке и распятием в другой, на коне ехал князь-изменник Василий Шуйский.

Стража почти не сопротивлялась. Колебались и стрельцы. Кто-то сказал боярам, что надо послать за царицей Нагой: пусть она, де, подтвердит, что это её истинный сын.

Царь, между тем, отчаянно метался по дворцу, рвал на себе волосы, и, наконец, в попытке спастись, решил выскочить в окно, чтобы спуститься по лесам, приготовленным для праздничной иллюминации. Но, поскользнувшись, упал на землю с большой высоты и сильно расшибся. Стрельцы подняли его, положили на каменный фундамент разрушенного Годуновского дворца, и стали отливать водой.

Тут приехала Нагая. Чуть взглянув на бесчувственного, окровавленного Дмитрия, она заявила, что он – окаянный самозванец, и что раньше она его признала своим сыном из одного только смертного страха. После этого участь царя была решена. Его тут же пристрелили. Тело обвязали верёвками и потащили по земле из Кремля через Фроловские ворота. Убитого Дмитрия на потеху черни положили на Красной площади, а в ноги бросили труп верного Басманова, защищавшего своего господина до последнего вздоха…

Кто-то потянул Никиту за рукав. Обернувшись, Маленин увидел чисто одетого, похожего на купца средней руки, человека. Ростом он был высок, а в плечах широк, лицо имел с правильными чертами, но побитое оспой, волосы светлые, глаза карие… В этих глазах Никите почудилось вдруг что-то знакомое.

– Чего тебе? – спросил он с обмирающим сердцем.

Вместо ответа человек выразительно кивнул в сторону: давай, мол, отойдём.

Выйдя из толпы, человек огляделся, и, приблизив лицо к Никите, сказал ему на ухо:

– Аз есмь порождение Божье.

Никита бухнулся на колени.

– Государь, – еле вымолвил он пересохшими губами.

– Тише, – сказал человек, поднимая Никиту. – Какой там государь? Нет никакого государя. Есть купец Дормидонт Конев. А ты – мой приказчик. И сегодня мы по торговым делам едем из Москвы в Тверь. Вот так-то.

Никита во все глаза смотрел на человека. Другое лицо, другое тело, другие волосы… Но в походке, во взгляде, в манере говорить было нечто, мучительно напоминавшее Дмитрия. Он вздохнул.

– Пойдём, Никита, – мягко сказал человек, обнимая его за плечи. – Пойдём, слуга верный.

– Сейчас, я только вот… Сейчас…

Никита снова окунулся в людское море. Пробившись через толпу, сквозь её смрад и вой, он бросил последний взгляд на труп царя.

Ему померещилось, что в этот миг обезображенное лицо Дмитрия с торчащей между зубов дудкой вздрогнуло, веки чуть приподнялись, и уголки рта слегка поползли вверх в издевательской ухмылке».