Екатерина Хаккет - Морган: человек с тысячей лиц

– Почему? – задала я единственный правильный вопрос.

– Не знаю, деточка. Их всех вели не чувства – плоть. Жажда греха. Все тянулись к нему, а я его боялась, – Джун положила колоду карт на место и тоскливо взглянула мне в глаза. – Он светился как демон. Демон в человеческом теле. И вел себя так же, подобающе: устроил бордель из отцовского дома.

– И что же Аластор? Он пытался это остановить?

– Я его не видела. Он пропал, как и его духи.

– А как девушки терпели такое свинское отношение?! – покривилась я в недоумении.

– Многие из них не возвращались, – грустно подметила цыганка. – А те, кто возвращались, были изувечены и изуродованы. Дышали на ладан, но при этом оставались счастливыми, одурманенные этой тварью.

– Кошмар… Как же ваши мужчины допустили это? – я задумчиво приставила руку ко лбу.

– В том-то и дело, они быстро взяли ситуацию под контроль. Однажды вечером собрались всей толпой и ворвались в дом с намерением все сжечь, одержимые жаждой мести за любимых, дочерей и разбитые сердца.

– И?

– Там никого не было: ни старика, ни сына, только гора обнаженных и изуродованных до неузнаваемости девичьих тел, – женщина вновь потянулась к табачной трубке. – Как будто этот юнец ставил на них опыты. Экспериментировал. Игрался.

– Я… Мне жаль, – мне не нравилось то, что я слышу. – И после этих двоих никто не видел?

– Мужчины сожгли там все дотла, рыдая, как дети от горя, – обреченность и скорбь читалась в лице смуглой гадалки. – Этот гад так же погубил и мою дочь. Я закрыла ее дома на ключ, забив снаружи ставни окон. Сколько бы я не приводила ее в чувства – все без толку. Глаза пусты, а внутри пламя. Доминик забрал ее той же ночью через окно, и больше я свою девочку не видела.

– Простите…

– И примерно через полтора года Аластор убил императора ударом молнии с небес, оказавшись магом, и создал Охотников – этих магов-недоучек. А также я подозреваю, что его сын тоже не был обделен магическими способностями, потому так легко и проворачивал свои темные дела, вертя чувствами несчастных девочек… Собственно, к чему все эти вопросы?

Резкость в ее голосе кольнула слух:

– Я просто слышала, как дозорный докладывал Эрике, что сын Аластора направляется в столицу, – я вновь ляпнула что-то не то, отчего гадалка потемнела и стала нервно, окунувшись в свои переживания, затягиваться табаком. – Простите, я не хоте…

Джун перебила меня на полуслове:

– Иди уже за моими цветами! – Ее гнев обдал меня жаром, низвергнув в отчаянье. – И не трать время попусту!

– Да, мэм, – произнесла я и вылетела из шатра на холод, не желая больше попадаться под горячую руку; женщина хотела остаться одна. Когда она меня выгоняла, в глазах ее стояли слезы.

Буря словно по волшебству прошла мимо нас и лишь задела Согхат небольшим краешком непогоды. Моросящий дождь не доставлял особых хлопот в пути, но из-за него лесная тропа быстро обратилась в грязь, и кожаные сапоги то и дело затягивало в хлюпающую трясину. Мне не хватало только теплого шарфа, потерянного где-то еще в самом начале путешествия. Поддувающий со спины мерзлый ветер заставлял жалеть об этой утрате, стоило холоду забраться под рубашку.

Сытно позавтракав и взяв с собой тренировочные кинжалы, я пошла в поисках странных цветов. Интуиция горько подсказывала мне, что одной из лагеря уходить не стоило: я дергалась от каждого шороха, как полоумная, резко пригибаясь к траве, и мысленно радовалась, что никто не видит этого позора. Хоть Коннор и пытался вырастить из меня умелого бойца Сопротивления, мало кто способен измениться за столь короткий срок. Как была трусихой, так ей и осталась.

Чем мрачнее становился лес вокруг, порождая в душе тревогу, тем чаще я возвращалась к рассказу бедной Джун, снова и снова прокручивая его в голове: темный адепт, общающийся с духами, сын, не обделенный магическими талантами. «Яблоко от яблони недалеко упало». Но если у старика Аластора были мотивы взять власть в свои руки, то, что двигало его одержимым сыном – оставалось за гранью.

Прокладывая путь меж разросшихся кустарников терновника, я лелеяла надежду наткнуться на Мелани или Коннора, но, увы, вокруг простилались лишь безжизненные топи, омываемые дождем.

Я чувствовала себя слишком одиноко, пробираясь по невидимым тропам, отложившимся в памяти после недавнего путешествия по этим краям, и не понимала, почему Эрика разрешает покидать людям лагерь по одиночке, в то время как повсюду блуждают Охотники в поисках последнего мятежного пристанища. Если поймают кого-то одного, значит – поймали всех. Но воительница, вопреки логике, была подвержена влиянию гадалки, целиком полагаясь на её интуицию и предсказания: раз Джун сказала, что Охотников рядом нет, значит – нет, и это не обсуждается. Но беспричинный страх только сильнее стиснул меня в морозные объятья, стоило чему-то противно всхлипнуть за спиной, так громко, будто ветка упала.

И тут меня словно ледяной водой окатило. Слишком внезапно и бесшумно чей-то силуэт появился в тени колыхающихся деревьев. Признаюсь, сначала мне показалось, что это Клауд, который обещал ходить за мной по пятам. В немного странной, темной, не ополченской одежде и в накинутом от дождя капюшоне, но все-таки Клауд. То же телосложение, тот же рост, те же слипшиеся осветленные волосы до плеч, непроницаемое выражение лица. Я уже приняла человека за «своего» и, не подумав, сделала в его сторону несколько шагов, выяснить, как следопыт нашел меня в такой глуши, но тут он широко раскрыл свои огромные глаза.

Желтые.

Мои надежды рухнули в один миг – у этого мужчины не было ужасного шрама поперек лица. И ошибки быть не могло: в нескольких метрах от меня за деревьями стоял настоящий Охотник – маг, подосланный из столицы, готовый убивать. Уголки его губ дронули, как мне показалось, с легкой тенью удивления, и в ту же секунду он расплылся в хитром, недоброжелательном оскале.

А у меня вся жизнь проносилась перед глазами. Оцепенев, я не могла и рукой пошевелить, ноги пустили корни в землю, мысли беспорядочно забегали в голове, а кровь колотила в висках так, что заглушала все посторонние звуки. Я хотела убежать, но не могла – знала, что путь назад отрезан, и попытка бегства в сторону лагеря равносильна предательству.

«Он не должен знать, откуда я пришла. Надо увести его от мятежников как можно дальше, а потом… будь, что будет», – судорожно отозвался голос разума, и что-то екнуло внутри.

Сделав над собой неимоверное усилие, я все же смогла отвести взгляд от стеклянных глаз Охотника, ощутив себя кроликом, завороженным удавом, и сделала шаг назад. Невероятная волна облегчения вернула мне легкость движений.