Анастасия Юдина - Дневник безумного алхимика. Сборник рассказов

Ты можешь не торопиться: спокойно обдумать то, что хочешь внести в Книгу, поработать над четкостью формулировок и описаний, перечитать старые заметки и выбрать самое важное. Ночь будет длиться столько, сколько тебе нужно.

Но когда она закончится, я приду за тобой. И за Книгой.

И вот сейчас я сижу за рабочим столом в лаборатории (нет-нет, не в привычном и уютном кабинете, а именно в лаборатории – столько лет бывшей сердцем и душой моих дел и исследований), а передо мною лежит Книга. Я знаю, что именно хочу записать в нее: столько лет обкатывал я в уме фразы, выверял эпитеты, выбирал самое важное при записи результатов научных изысканий, подыскивал или создавал формулы веществ и явлений. Мне нужно только переложить многолетние размышления на бумагу: это не займет много времени, потому-то я и позволил себе поговорить напоследок со старым другом – моим дневником.

Не дает мне покоя только один вопрос: кто был мой ночной гость? Понятно, что не ангел и не демон. Мне, как ученому, трудно представить, что порожденные волею Творца Всемогущего, эти существа спускаются на землю для решения проблем простых смертных. Господь создал этот мир и нас в нем. И, хотя наблюдает он за чадами своими с небес, но даровал он нам и свободу воли: чтобы могли мы жить по разумению своему.

Не верю я и в Смерть, посещающую нас, какой бы ни воображали ее простолюдины: черным всадником на черном коне или старухой с косой и песочными часами.

Полагаю я, что гость мой пришел из далекого будущего. Или с далекой звезды, обитатели которой достигли столь высокого уровня мудрости и гуманности, что готовы собирать по всей вселенной частицы разбросанных там и сям знаний, хранить их в Книге до урочного часа, когда понадобятся они кому-то – неважно, сколь далеко обитающему от той звезды.

Не знаю, верна ли моя догадка, но настало время закончить мой дневник и обратиться к Книге. Ибо не хочу утруждать тех, кому дана власть над пространством и временем: они подарили мне ночь для трудов, а не для праздных размышлений.

И да благословит их Господь Всемогущий за этот бесценный дар. Как и я – Иереней Филарет – благодарю и благословляю.

Трактир был, как всегда перед полнолунием, полон. Тролли, гномы, люди, даже никого и ничего не боящиеся огры – все, кого служебные или личные дела застали в пути, предпочитали переночевать здесь, в единственном кабаке на перекрестке трех дорог, из которых одна проходила мимо поселка оборотней, другая – через деревню вампиров, а третья – вдоль старого кладбища, где водились упыри и зомби.

Рисковать не хотелось никому. Поэтому в такие дни, если ты не успел найти комнату, свободную койку, или, на крайний случай, местечко на сеновале, – огромный зал с закопченным потолком, освещаемый сальными огарками и пламенем камина, был забит теми, кому надо было переждать до утра.

Зато уж в ночью пиво и самогон лились реками, а на выручку от целиком зажаренных и съеденных телочек, овец и молодых поросят (не считая прочей более мелкой домашней скотины и птицы) можно было безбедно прожить пару месяцев.

В силу всего вышеизложенного, Тар слегка удивился, обнаружив почти свободный столик, за которым сидел один-одинешенек молодой парень: высокий, симпатичный, с волосами соломенного цвета и ясными синими глазами. На прокаженного он не был похож (да хозяин трактира и не пустил бы к себе прокаженного), так что бывалый торговец решил, что это – какой-нибудь принц или богатенький сыночек из столицы, путешествующий инкогнито. У таких всегда полно денег, чтобы выкупить себе не только отдельный стол, но и весь трактир целиком – хоть на одну ночь, хоть на год.

Но, поскольку других свободных мест в зале не было вообще, Тар решил рискнуть и, подойдя, вежливо осведомился, можно ли присесть.

– Да, пожалуйста, садитесь, уважаемый. Только, вы, кажется, не местный?

– Нет, проездом по торговым делам.

– Так вы бы наших поспрошали. Они вам расскажут, почему я всегда один. Может быть, вы не захотите со мной рядом сидеть.

– А сам не скажешь?

– Могу и сказать, – парень безразлично пожал плечами. – Я уже привык. Я – проклятый.

– Нууу, сынок, проклятие сейчас тебе за десяток золотых монет любой маг снимет. Да и не похож ты на проклятого, уж извини. Видал я их.

– Мое проклятие особое. Снять его нельзя – оно пожизненное.

– Да мне-то что. Ты ж не заразный, сынок. Да и я не суеверный. И нечего в одиночку скучать. Давай вот пива лучше выпьем: знатное в этом году пиво у нашего хозяина.

– Как хотите. Мое дело – предупредить. А пива я с удовольствием выпью. Только платить будем по очереди: ночь впереди длинная.

– Договорились. Тебя как зовут-то?

– Даки.

– Похоже на оборотневое имя. Ты сам-то откуда будешь?

– Оттуда и буду.

– И как же ты – человек, с оборотнями живешь?

– А я не человек. Я – оборотень. Только проклятый.

– Первый раз про такое слышу. Вы ж – нечисть, ты уж прости, сынок. К вам проклятия не пристают. Может, расскажешь, как с тобой такая беда приключилась?

– Это долгая история.

– А нам спешить некуда… Эй, красотка, и нам с парнем еще пару пива, уж будь так любезна.

– Я родился в тот год, когда сумасшедший светлый маг объявил личный крестовый поход против всех видов нечисти и пошел по нашим деревням и городам с толпой приверженцев, чтобы уничтожить вампиров, оборотней, упырей и прочих «мерзких порождений тьмы, оскверняющих своим присутствием лик земли». Это история известная, думаю, вы ее слышали: Коллегиум Магов и Волшебников его довольно быстро обезвредил, лишил магической силы, а тех, кто бы с ним – передали светским властям для наказания. Но он успел наслать им лично разработанное проклятие на многие поселения. Нашей деревне тоже досталось: не только дети, но и взрослые оборотни умирали от неведомых болезней. А из всех родившихся в тот год малышей выжил только я.

Когда я был маленьким, другие дети смеялись надо мной, и никто не хотел дружить: ну где это видано, чтобы оборотень был светловолосым и синеглазым? Они, конечно, знали, что мое внешнее уродство – результат проклятия, наложенного магом. Но малыши частенько бывают жестоки: они говорят то, что думают, не понимая, что их правдивость причиняет боль.

Поэтому я старался меньше играть со сверстниками, часто оставался один. Но и так было не лучше: меня стали считать не только уродом, но и дурачком. И все равно смеялись.

Всю жизнь, с тех пор, как стал осознавать мир вокруг и свое «я», я чувствовал себя изгоем, хотя вслух этого никто не говорил: меня просто сторонились.

Но самое страшное случилось в день моего совершеннолетия. Я очень волновался: все-таки впервые предстать перед всей стаей, доказать, что ты – один из них, истинный оборотень, – мне было труднее, чем остальным; сказывались предшествующие одинокие годы, неуверенность в себе. Думаю, вы меня понимаете. Но я очень надеялся, что мне это удастся.