Александр Прозоров - Привратник

– Ох, уж эти мне зоологи, – покачал головой Кудряжин. – Вспоминаем школу. Ньютон, закон тяготения. Чему равно ускорение свободного падения?

– Девять и восемь десятых, – отчеканил вбитые в детстве цифры Еремей.

– Правильно, – кивнул молодой ученый. – А космонавты на орбите стоят или падают?

– Падают, – вспомнил Варнак. – Просто из-за большой боковой скорости постоянно промахиваются.

– И это правильно. Они ускоряются с ускорением свободного падения и поэтому крутятся. Все, что крутится в нашей Вселенной, на самом деле ускоряется в направлении какого-то центра. А крутится в нашей Вселенной абсолютно все! Теперь понятно? Если галактика крутится, то ее звезды ускоряются к центру, и поэтому мы видим красное смещение. Они падают к центру от нас. Те, что находятся с другой стороны, падают к нам и дают синий спектр, но мы его не видим. Просто потому, что его заслоняют те звезды, что находятся с нашей стороны. И поэтому все галактики красные. Никаких парадоксов. Оптика, Ньютон и классическая механика. Все очень просто, если специально не пудрить людям мозги.

– Осталось непонятным, отчего теория Эйнштейна вызывает у вас такую ненависть, друг мой. – Истланд осторожно перещелкнул костяшками четок.

– А то вы не понимаете! Все эти теории относительности, преобразования Лоренца, гипотезы Планка и Пуанкаре создавались с единственной целью: подогнать волновые формулы Максвелла к безупречным выкладкам Ньютона, с которыми они категорически никак не стыковались. Придумать такие уравнения, которые подогнали бы неопровержимые факты к заведомо неверным предпосылкам. В итоге формулы-то придумали – но вот их физический смысл оказался горячечным бредом, при изложении которого один парадокс громоздился на другой, астрофизика превратилась в шоу уродцев, к микромиру теория оказалась вообще неприменима никаким боком, предсказательной силы в этой побасенке нет. И все ради чего? Ради мифического Акта Творения? И что самое обидное – светлая и красивая физическая теория, которая объясняла все без единого парадокса и на безупречных формулах классической физики, была тихо затерта лапкой и закопана в архивы, а ее автор немедленно убит. Все во имя квазаров и разлета галактик! Никто не должен стоять на пути!

– Неправда, – нахмурился монах. – Вальтера Ритца никто не убивал. Он умер от туберкулеза.

– Вот только на удивление вовремя! Сразу после выхода его совместной с Эйнштейном статьи, в которой они определились с разногласиями. У Ритца была готовая работа, в которой математика Вселенной разобрана по косточкам. Достаточно было ее просто опубликовать – и теорию Акта Творения все ученые подняли бы на смех! И надо же, как удачно «случайности» подсуетились! Одного – наверх, другого – под землю.

– А комментарий для зоологов? – попросил Варнак.

– Кто-то заплатил за то, чтобы мир науки получил яркую «пустышку», – обернулся к нему Дима. – Формулы, которые подгоняют факты под мифологию, не способны предсказать реальные свойства материи. Во времена Максвелла еще не знали сверхпроводимости, поэтому в его выкладках ее нет, нет никакого намека на такую возможность и в теориях Эйнштейна. И про сверхтекучесть тоже ни полнамека. А вот Ритц предсказал и то, и другое. Хотя Ритца и убили за два года до того, как это явление было обнаружено.

– Ах, вот оно что! – кивнул Еремей. – Копья ломали из-за квазаров, а дело оказалось в криофизике. В твоей любимой сверхпроводимости.

– Если бы Ритцу не мешали, – ответил Кудряжин, – сегодня у нас уже были бы сверхпроводники, работающие при комнатной температуре! А уровень энергетики вырос бы на пару порядков. Ерема, если бы не Ватикан с Эйнштейном, уже сегодня мы катались бы на Марс по турпутевкам, а не ковыряли гвоздиком системы охлаждения!

– Весьма сомнительное утверждение, – покачал головой монах. – Теория Гинзбурга-Ландау хорошо проработана и подтверждена практикой.

– Это лишь компиляция фактов, открытых случайным образом. Предсказательной силы в ней нет.

– Вы так говорите, словно можете представить альтернативные разработки. Вы что, Дмитрий, можете рассчитать порог сверхпроводимости для случайно выбранного материала чисто теоретически, на бумаге?

– Могу. Но вам это не понравится, святой отец. Мои формулы не христианские, в них нет Эйнштейна. Они основаны на преобразованиях Ритца.

– Вы преувеличиваете влияние Ватикана, мой друг. Да, разумеется, католическая церковь приложила немало усилий для продвижения в массы именно библейской теории астрофизики. Но не забывайте, Папский престол – это в первую очередь политическая структура. А во вторую – финансовая. Между тем, большинство христиан вовсе не политики и не стяжатели, они искреннее заинтересованы в познании Божьего замысла. Нас интересует истина, а не то, как ее можно использовать. Возьмем наш орден. Он не очень богат и никогда богатым не будет. Но мы всегда готовы предоставить кров и поддержку любому смертному, готовому посвятить себя истинной науке. Дворцов не будет, но хороший дом и некая сумма, которая позволит ученому и его семье вести достойную жизнь, – все это в ордене Экклезиаста гарантировано каждому. Тем более тому, кто способен собрать в стройную обоснованную теорию старые предсказания Вальтера Ритца.

– Ну-ка, стоп, самаритянин! – вскинулся Еремей, сообразив, что от общих теорий монах плавно и вкрадчиво перешел к прямой вербовке его подопечного. – Это еще что?! У Дмитрия своей серьезной работы хватает! Он нужен на АЭС и в институте. На нем сейчас сразу четыре проекта висят. Их нужно доводить до ума в первую очередь!

– Компенсаторы АЭС – это чисто инженерный прикладной вопрос. Любой справится. А мы говорим о фундаментальной науке.

– Если бы «любой», то по командиров… – И тут некстати в кармане проснулся телефон. Варнак сбросил бы звонок, но на экране высветился номер Зоримиры. Он вздохнул, нажал кнопку вызова, поднес к уху: – Да?

– Немедленно возвращайся! – без предисловий потребовала ведьма. – Ты нужен У крону!

– Какое «возвращайся», ты что? – Еремей поднялся, дернул дверь, но та, как назло, заела.

– Немедленно прыгай с поезда – и назад!

– Совсем с ума сошла? – Он заметил, что замок закрыт, повернул задвижку, дернул створку. Та наконец-то поддалась. – Забыла, какой завтра пик на графике?

– Сейчас не до пиков!

– Ты вообще думай, Зоренька, что сказываешь. – Он вышел в коридор, запер купе и пошагал в сторону. – Речь о живых людях идет. Сделаю свое дело и вернусь. Что случилось-то?

– Кошмар с ним случился! О раскрытии печатей вещает, грехах и бедах, и о каре своей позорной. Я не понимаю ничего, Рома! Он чего-то хочет, требует, но не говорит! Приезжай, может, хоть ты разберешься. Хотя бы рядом побудь.