Анна Хан - У каждого свой путь в Харад

«Но ведь колокольня выше. Намного выше. А площадь перед церковью была вымощена белым камнем. И звонарь был старым. У меня все наоборот».

Не ощущая полноты ни одного своего движения – тело Гали будто погрузили в вязкую болотную жижу, – девушка поднялась и пошла вдоль ряда стойл. Конь отца оказался оседлан. Не обращая внимания на эту странность, Гали взяла его под уздцы и вывела из-под крова конюшни белоснежного жеребца с длинной шелковистой гривой.

Это был самый быстрый жеребец княжеской конюшни с громким именем Ветер. Животное косилось на княжну влажным агатом глаза. Он недовольно перебирал губами, как бы выражая свое несогласие с тем, что его потревожили в столь неподходящий для пробуждения час.

Во флигеле, с грохотом ударясь об стену, распахнулся ставень. Княжна услышала этот звук, уже вспрыгивая в седло. Налетевший порыв ветра всколыхнул кудри вокруг ее лица.

Фигура человека, заставившего ее упасть с карниза, осталась на прежнем месте. Он застыл в тени побегов плюща, как гигантская летучая мышь. Края плаща колыхались в такт ее кудряшкам. Мужчина не отрываясь смотрел на Гали.

Девушка коснулась бока коня стременем, потянула повод, разворачивая коня к ограде. На заднем дворе она была чуть ниже человеческого роста, и, разогнавшись, можно было перемахнуть на другую сторону.

– Быстрее, быстрее! – полушепотом молила княжна, прижимаясь к шее Ветра, сливаясь с ней в одну линию. Копыта оторвались от земли, и жеребец перенес всадницу через ограду. Всплеском разлетелись во все стороны придорожные камешки. Дорога, огибая замок, выходила в купеческие кварталы города, а через них – на пристань.

– Держи их! – донесся до нее крик Халкида.

«Ой, мамочка!» – От страха Гали пришпорила и без того несущегося во весь опор жеребца.

Они ворвались в городские кварталы, как по велению чьей-то необузданной сумасшедшей воли, почти светящийся в лунных лучах конь в ночи казался мистическим. Призрак с развевающейся гривой и маленькая всадница с блестящими, словно звезды в волосах, каменьями – будто застывшими навечно каплями росы. От их стремительной скачки раскачивались вывески над входами лавок, просыпались в испуге за слепыми ставнями окон горожане.

Безмолвие окружившей Гали темноты, где есть только она и бешеная скачка, разорвало обрушившееся на нее с неба хлопанье крыльев. Что-то большое. Что-то страшное. Девушка инстинктивно еще больше прижалась к гриве, и в первой своей атаке костяные когти смогли только царапнуть по ее платью, даже не задев корсета, вырывая из бархата тонкие зеленые полоски. Обезумев от страха, княжна стала хлестать кнутом за своей спиной, попадая по себе, лошади и неизвестному врагу.

– Вррешшшь! Не уйдешшшь! – Вторая атака с неба оказалась более удачной. Гали почувствовала, как в ее плечи, сначала протыкая ткань, потом кожу, впиваются когти.

Когти!

– А-а-а! – закричала Гали, в глазах темнело от боли, когти заставляли ее выгибаться назад. Они старались стащить ее с седла. По лицу и груди били крылья. Руки княжны намертво вцепились в намотанный на ладони повод, а ноги от напряжения свела судорога.

Гали все кричала и кричала, чувствуя, что когти входят все глубже. Словно задуманная заранее медленная пытка. Сжавшие плечи девушки лапы разводили плечи, заставляя Гали больше раскрыться. Грудью навстречу небу.

– Пррекррати! Остановись! – плевал ей в лицо странным клекотом потусторонний голос. Жесткие перья царапали холодную от ветра и мокрых полос слез щеку княжны. Голос возникал у самого уха, вкатываясь в сознание на раскатистых согласных. Он словно затягивался с каждым слогом на ее шее той самой тонкой стальной удавкой, гарротой, в честь которой прозвали преследующее Гали существо.

Неожиданно левая лапа резко вырвала когти из плоти своей жертвы и пробежала узловатыми скрюченными пальцами по груди девушки. Прямо по многочисленным крючкам застежки, соединяющей строчкой две половины бархатного корсета. Мозолистая псевдоладонь легла на горло, запрокидывая назад голову Гали. С двух сторон в ямочках под ушами она чувствовала по костяному острию. Она уже не кричала – хрипела, вывернувшись в неестественной, ежеминутно грозящей падением позе. От падения под копыта собственного коня княжну теперь, как ни странно, удерживали только балансирующие, бьющие по крупу лошади крылья. Если бы не они, соскользнуть бы ей уже с седла и тащиться, запутавшись ногой в стремени, размазывая по булыжникам городской дороги кровь и мозг из разбитой головы.

– Откррой глаза, дррянь!

Гали распахнула зажмуренные до этого от ужаса глаза. Не потому что хотела повиноваться голосу, а потому что в море боли повиноваться было проще.

Девушке в лицо глядело нечто. Княжна еще не привыкла, что с того момента, как решила вылезти на карниз, окружающий ее мир стал полон странностей. Но безумная боль в плечах не давала ей возможности удивляться чему-либо. Боль стирает любые чувства, кроме сознания того, что хочется выскользнуть из цепких объятий.

Имени тому, что возникло перед ее взором, княжна не знала. Это было женское птичье лицо. Глаза преследовательницы тоже удивленно округлились, когда встретились взглядом с Гали.

– Т-ты? – Когти выдернулись из раны. Лапа постаралась перехватить плечо, сжав его сверху, но кровь, хлынувшая из ран на бархат, сделала его скользким. Плечо выскальзывало из железного захвата, и птица с женским лицом теряла равновесие, все больше заваливаясь на правую сторону и увлекая за собой княжну.

Дальнейшее не принесло ничего нового, просто события стали ускоряться, втягиваясь в стремительную воронку времени. Хлопанье крыльев. Бешеная скачка. Крик Гали. Секундное замешательство птицы. И скорее всего случайный взмах кнутом – то ли стараясь вернуться в исходное положение в седле, то ли конвульсивное движение на самой последней степени отчаяния.

Так или иначе, узкий язык хлыста прошелся по покрытой перьями спине, плечу крыла и высокой скуле странного лица. Существо вскрикнуло легким гортанным звуком, дернулось от удара. Затрещала рвущаяся ткань корсета – лоскут остался в когтистой лапе. Нечто отвалилось от тела Гали, едва не увлекая его за собой вниз, под безостановочно мелькающие смертельные копыта.

Заржал сбившийся с размеренного шага жеребец, присев на секунду на задние ноги, давя подковами копыт живую плоть. Жалобный гортанный вскрик, теперь уже со стороны земли, заставил бьющего передними ногами в воздухе жеребца сделать прыжок вперед – и снова пуститься вскачь, подгоняемого жестокими шпорами наездницы.

Гали висела почти на боку лошади. Она даже не пыталась подняться выше – едва находясь в сознании, из последних сил стараясь лишь не разжать ладони, не выпустить повод.