Лена Сорьонен - Хроники ковбоев Апокалипсиса. Часть 1. Семнадцатая осень после конца света

– Жрут, – сказал Сид.

– Кого? – тут же спросил Билл.

– А я почем знаю, – пожал плечами Вереница. – Человека жрут. Мертвечину.

– Обойдем? – Ричи задал вопрос по делу.

Сид кивнул.

Мертвец посреди степи – явление не такое уж редкое. Часто бывало, что заблудившийся всадник сначала оставался без лошади, а потом, некстати задремав на холодной земле, уже никогда не просыпался. Последние почести ему как правило отдавали именно волки, а если смерть заставала на Юго-западе, то быстрее своих наземных собратьев поспевали большие, с песьими головами птицы – летающие волки.

Ричи видел разок такого, уже дохлого. Однажды по зиме привезли двое проводников на Север тушу и за мелочь показывали фермерам. Ричи тоже захотел взглянуть, потому что сам на Юго-западе не бывал. Вереница, почуявший дохлого летающего волка еще раньше, чем того притащили в деревню, предусмотрительно уехал на охоту.

Ричи зашел в амбар, который приспособили для показа диковинки. Фермерская девчушка, которая в очереди была впереди него, выбежала позеленевшая, зажимала рот рукой. И Ричи понял, почему. Воняло гораздо хуже, чем даже в самом запущенном нужнике. Да и не тем пахло. Большущая, с полугодовалого жеребенка птица, раскидавшая покрытые не то перьями, не то свалявшейся шерстью крылья, смердела человеческим мясом.

– Они людей жрут, знаешь ли, – авторитетно заявил проводник, сидевший возле дохлого летающего волка на колоде. Он курил самокрутку, но волчья вонь легко перебивала дым. – А пасть-то не полощут. Вот откуда и запах.

Ричи согласно покивал. Желудок, колотившийся, кажется, о гланды, настойчиво требовал выбежать на свежий воздух. И все-таки Ричи не мог оторваться от зрелища, мерзкого и оттого захватывающего.

У летающего волка не было лап, но сплющенная, как у бабы выпяченная грудь переходила сразу в словно куриные бедрышки, на конце которых скрючились мохнатые, с большими когтями птичьи ноги. Хуже всего была голова – непропорционально огромная, с широко раззявленной пастью, полной клыков, с которых свисал черный язык.

– Спокойно теленка может схватить, – сообщил проводник. – Овцу вообще запросто.

– Могу представить, – согласился Ричи и все-таки рванулся на улицу. Потом долго ходил по деревне, пытаясь проветрить въевшийся в одежду запах летающего волка. И во сне еще не раз видел вонючую пасть птицы, но не застывшую в глупом оскале, а щелкающую у самого его горла.

Подумав о летающем волке, Ричи даже немного оживился. Серые, вполне обычные волки уже не пугали, да и обходили они их по широкому кругу.

– А они как доедят, за нами не погонятся? – спросил Билл.

– Нет, не станут, – успокоил Сид. – Они на Юго-запад не ходят, не их места.

Последний хутор показался на горизонте ближе к вечеру. Он торчал на вершине широкого, пологого холма, как корявая, но все-таки внушительная крепость. Ричи без труда догадался, что хутор – это перевалочная станция для тех, кто зачем-то собрался на Юго-запад или уже чудом оттуда выбрался.

– Тут я и останусь, – заявил Билл. – Подожду обоза на Северо-восток.

– А не поздно домой ехать? Полярная ночь вот-вот начнется, ты учти, – уточнил Ричи немедленно

– Уже нет, – отмахнулся тот. – Тут ее не должно быть.

– Это граница полярной ночи, – положил конец спору Вереница.

Билл, очевидно, занялся собственными делами, а Ричи и Сид отправились ночевать в стылую чердачную комнату, прихватив в качестве обогрева бутылку приобретенного тут же самогона. Вереница сбросил сапоги, забрался на топчан и вытянулся, смачно хрустя костями. Ричи прижал руки к единственному источнику тепла в комнате – проржавелой печной трубе.

– Мне все это не нравится, – проговорил он без особой надежды на то, что его услышат.

Бутылка в неприкосновенности стояла на прибитом к наклонной стенке столе-полке, мятые жестяные кружки потихоньку покрывались инеем. Ричи подышал на руки, насладился зрелищем вырывающегося изо рта пара и ничего про комнату говорить не стал. Хоть такая нашлась, и то радость.

Вереница промолчал.

– Ты читать будешь?

Сид повертел головой, и Ричи удивился, вздохнул и затушил свечу. Пить почему-то хотелось в темноте.

– Ты как баба прямо, – сказал Сид в собственную согнутую руку, служившую подушкой. – Носишься со своими предчувствиями.

Ричи ничего не сказал, зато плеснул в кружку самогона, зажмурился и быстро проглотил пойло. Фыркнул, утерся рукой.

– Налить? – спросил он.

– Не надо, – Сид к нему даже не повернулся.

– Вот зачем тебе этот Юго-запад, а?

– Не люблю полярную ночь.

Ричи в бессилии брякнул кружкой об стол, расплескал самогон. Запахло сильно и неприятно, о чем явно свидетельствовал страдальческий стон Вереницы.

– Погань, – заметил он. – Теперь до утра вонять будет.

– Ну и пусть воняет, – настоял Ричи. – И пусть воняет! Подожди, я еще летающего волка найду!

Сид, кажется, заинтересовался, на что напарнику понадобился летающий волк, потому что завозился и сел на топчане, уставившись на Ричи чуть светящимися в темноте глазами.

– Дохлого и провонявшего, – разорялся Ричи. – Такого, чтобы уж смердел, так смердел! В мешок сложу и поперек седла тебе примотаю, будешь с ним ездить!

– Зачем?

Вопрос был задан таким тоном, словно Сид искренне не понимал причины одолевшей Ричи истерики. А может быть, Вереница и правда не понимал. Ричи чуть не сломал кружку, которой все еще излишне эмоционально размахивал.

– Знаешь, зачем?

– Нет, не знаю. Расшумелся на ночь глядя чего-то…

– А затем, Вереница, что мне твой Юго-запад – то же самое, что тебе вонючий летающий волк под самым носом. Чувства те же!

Выпалив это, Ричи громко уселся, выпустил из скрюченных пальцев кружку и сцепил их в корявый замок, больше не зная, куда девать и что теперь говорить. Устроить мятеж на ночь глядя – действительно, хуже и не придумаешь. Вот только Сид и не думал злиться. Ричи оторопело поглядывал на напарника.

– Ричи, – медленно, с расстановкой проговорил Вереница. – Я не мастер объяснять такие штуки, но я вот чувствую, что мне туда нужно. Нужно и все. Оно так… ну… бывает. Просто бывает и все. Как будто тянет на веревке, ну как я тебя вчера в метель тащил. Понимаешь?

– Вот как?

Ричи припомнил, что еще у них просто бывает. А многое, если подумать. Если не думать – все равно слишком многое Сид предпочитал не объяснять, но от этого не переставал порой просыпаться среди ночи с жуткими криками. На следующий день после таких подъемов Вереница становился особенно неразговорчивым и все как будто прислушивался, не подаст ли кто-то свыше ему знак. Впрочем, сравнение было неточным. Сид никогда не верил, что выше неба есть хоть кто-то, способный подавать знаки.