Татьяна Коростышевская - Сыскарь чародейского приказа

– Это не прозвание для сцены, – правильно расшифровав изданный мной звук, пояснила барышня. – У меня и в метрике так записано. Родители мои очень синематограф обожали.

– Жозефина и история коварного обольщения? – уточнила я.

Та кивнула.

– А как же тебя родители одну в дорогу-то отпустили, дитятко?

– А чего такого?

– А того, что фильме этой лет пять от силы.

Жозефина дробно рассмеялась:

– Выкупила ты меня, лисица рыжая! Не мое это имя – Матреной кличут. Матрена Ивановна Величкина.

Она степенно поклонилась.

– Мещанского сословия, осьмнадцати годочков от роду. Еду в Мокошь-град в столичном театре пробы проходить. Ежели повезет, увидишь меня на сцене. Это ежели тебе повезет, билеты-то на представления недешевы.

Матрена-Жозефина была права. Если повезет… Но я не за театрами путешествую. Однако ее официальное представление требовало такого же обстоятельного ответа.

– Евангелина Романовна Попович, дворянского звания. Путешествую из Орюпинска Вольской губернии.

– За какой надобностью? А ну как тоже в театр поступать?

Я покачала головой:

– Сыскарем в разбойный приказ.

– В жандармы? Врешь! Не бывать тому, чтоб бабу в разбойный приказ оформили!

Матрена развернулась ко мне всем телом, только юбки ее многослойные взметнулись, пыль разгоняя, руки в бока уперла и давай на меня наступать с видом самым что ни на есть угрожающим.

Перфектно! Теперь барышня в ажитации, а я у нее в плену. И что при такой оказии делать предписано? На помощь звать?

– Вот те крест! – Я широко перекрестилась. – Только не в жандармы, те конные, а я… по сыскному ведомству буду.

– Не верю! – Барышня остановилась, но не от моих слов, а оттого, что идти ей было уже некуда, дальше начиналась я.

– Три года назад наш августейший монарх для всей империи Берендийской указ издал, что женщины наравне с мужчинами на благо Отечества трудиться допускаются. И нет по тому указу разницы, кто служит – мужик али баба, а принимаются в расчет только усердие да таланты.

Ну, тут я, конечно, слегка преувеличивала. Указ тот судьбоносный все больше на бумаге и оставался. Потому что одно дело документ написать, а другое – весь уклад жизненный для всего государства перекраивать. Но по мелочи двигалось дело, да. Трудно было женщине, к примеру, в пожарные пойти или полком командовать. Но вот курсов самописных открылось за три года немало, да для телефонных барышень курсы специальные, и медичек готовили даже и при университетах, и… Впрочем, на этом все. Но я для себя решила – что не запрещено, то разрешено. Тут уж главное – прецедент создать. И подала прошение о зачислении на сыскные курсы в губернском Вольске, до коего от нашего Орюпинска не больше суток конной езды. А когда мне отказано было, не поленилась в вольскую библиотеку заглянуть да копию того самого Берендиева (монарх у нас Берендий, четырнадцатый по счету) указа себе заказать. Так с указом наперевес в присутствие и вломилась, и не ушла, пока меня не приняли. Со мной на курсах только парни учились. Мне во всем приходилось лучше их быть, и не просто на капельку, а о-го-го насколько! И сдюжила-таки! Все экзамены выпускные на «отлично» выдержала. Единственная со всего потока. И единственная же распределение в Мокошь-град получила, в столицу нашего государства. Матушка от гордости ажно светилась вся, с соседками здороваться забывала, того и гляди – вознесется от переполняющей благодати.

– А у тебя какие таланты? – уже почти спокойно спросила Жозефина.

В коридоре уже вовсю покрикивал вагонный гнум:

– Дамы и господа! Остановка закончена! Занимайте свои места!

– У меня, – я пожала плечами, – разные, да все под сыскное дело подходят.

– Как так?

Я двинула подбородком в сторону двери:

– Может, в купе вернемся? Или так и будем до самого Мокошь-града в дамской комнате дискутировать?

Жозефина попятилась, открыла для меня дверь – то ли уважение выказывала, то ли опасалась, ровно чумную.

Мы вернулись на свои места. Я уставилась в окошко. За ним пробегали березки, и аккуратные крыши далеких домиков, и тучные стада коров и коз, и даже одно верблюжье – год назад августейшее величество указ о расширении поголовья и разнообразии оного издал. Хористки возбужденно шушукались, бросая в мою сторону тайные взгляды. Я вздохнула и повела головой, приглашая всех заинтересованных выйти со мной в коридор.

Мы вывалились из купе, сопровождаемые неодобрительными взглядами четы Скворцовых.

– Жоська сказывала, ты в сыскных делах мастерица? – полноватая барышня с золотистыми локонами, крашеными, зуб даю, сразу приступила к делу.

– Колдовать не буду, – строго ответила я. – И фокусы балаганные показывать тоже.

– Да я не о том.

– И нюхать, чтоб по следу кого найти.

Список того, что я делать не собиралась, был до неприличия длинным. Жители Орюпинска, в моих талантах осведомленные, часто пытались им применение найти.

– Да ты погодь. – Блондинка примирительно пихнула меня локтем. – Меня, кстати, Элеонора кличут.

Я кивнула. Богатое имя.

– А это – Клотильда.

Третья хористочка в разговор не вступала. Была она рыжей, правда, не такой яркой, как некие провинциальные суфражистки, кареглазой, и если бы не две товарки, блондинка да брюнетка, на чьем фоне она смотрелась именно за счет контраста, довольно неказистой.

– Деньги у нас пропали.

– Я не брала, – так сказала, на всякий случай, сразу потеряв долю уважения в глазах собеседницы.

– Да я не о том, – вздохнула Элеонора. – Трое нас было, вместе в столицу собирались, общак складывали – по грошику, по копеечке. А теперь нет его.

Понятно. Значит, девы втроем выступали. Три грации – блондинка, брюнетка, рыжая. Думаю, неказистую Клотильду только из-за цвета волос в компанию взяли. Успехом они явно пользовались. Я, конечно, в девичестве своем приличном по кафешантанам не хаживала, но представить себе могла. Молодые барышни, ладные, хорошенькие каждая со своим образом, цвету волос соответствующим, на любой мужской вкус зрелище.

– Со стороны никто покрасть не мог? – деловито спросила я. В голове было ясно и холодно, будто ум мой настроился на работу.

– Нет, – Элеонора, видимо, была у них лидером. – В сейфе мы деньги держали. Гнумской работы шкафина, отмычку не подберешь, взломать не получится.

– А ключ у кого был?

– Мы его по очереди носили. Всегда при себе, на цепочке, на шее.

– Перфектно…

Я помолчала. Захожу я не с той стороны. Если девиц обворовал кто-то посторонний, я его не сыщу. Мне для этого по месту преступления (место преступления – звучит-то как! До мурашек!) побродить надо, да со свидетелями потолковать.

– А когда пропажу обнаружили?

– Мы перед самым отъездом, значит… меньше суток.