Татьяна Коростышевская - Незваный, но желанный [litres]

Поезд из столицы прибыл в Крыжовень вечером. Семен Аристархович Крестовский, действительный статский советник сыскного департамента, начальник чародейского приказа Мокошь-града, вышел из вагона в партикулярном платье и самом светском расположении духа. Трехдневное путешествие позволило ему восполнить чародейские силы, а нынче ждала его встреча с дамою сердца, зеленоглазой барышней Попович. Семен эту встречу предвкушал, представил даже в подробностях, как сперва бросится к нему Евангелина, щечки раскраснелись, очи сверкают, после остановится в смущении, чтоб приличия соблюсти, о новостях своих расскажет, о столичных делах расспрашивать примется. И он привычно угреется в лучах ее бесхитростного обожания, расслабится, почувствует себя взрослым и сильным. Геля, Гелюшка… Какая все-таки удача, что именно ему пришлось ей вослед в этот уездный городишко отправиться, хоть ненадолго о столичных своих затруднениях забыть.

Высокому Крестовскому не составляло труда поверх голов оглядывать редеющую толпу, однако Гели на перроне не было. Это пока не тревожило, но несколько разочаровывало.

— Прощения просим, — остановил его немолодой тучный господин в полицейском мундире, — не вы ли, вашбродь, Эльдар Давидович будете?

Толстяк с почти суеверным ужасом оглядывал столичного франта от сверкающих туфель до крупных сапфировых серег в мужских мочках. Семен покачал головой, взметнув свою золотисто-рыжую гриву. Служивый тоскливо заозирался, более одиноких приезжих не узрел, вздохнул.

— Обознался. Чиновника важного велели встречать по фамилии Мамаев.

— Кто велел?

— Начальство. Пристав то есть.

Чародей посмотрел на перрон, тоже вздохнул и сунул толстяку саквояж.

— Будем считать, что приказ начальства вы исполнили. Действительный статский советник Крестовский вместо Эльдара Давидовича в ваше присутствие направлен.

Приняв багаж с видом покорного оруженосца, служивый гаркнул:

— Коллежский регистратор Давилов! — Щелкнул каблуками, добавил, понизив голос: — Извольте, ваше превосходительство, в сани.

Семен пошел за провожатым. Пристав? Любопытно, кого из Змеевичей эту обязанность прислали исполнять? Заметим, исполнять временно. Должность все еще числилась вакантной.

— Начальство велело вас в гостинице устроить, — сказал Давилов, прижимая к груди саквояж. — По случаю ярмарки мест свободных не было, но я исхитрился пристойный нумер для вашего превосходительства добыть.

На вокзальной площади происходила битва за извозчика, но спутник кивнул в сторону, где с мраморного крыльца прямо в грязный ноздреватый снег спускались дощатые мостки.

— Туда извольте, ваше превосходительство. Приказной транспорт за углом ожидает, ее высокоблагородие велели…

— Как зовут? — спросил Семен, спрыгивая с крыльца.

— Евсей Харитонович, — смешался толстяк.

— А дальше?

— Так Давилов же…

Извозчик, узрев столичного чародея во всем его великолепии, натурально открыл рот. Семен поздоровался, уселся в сани, подождал, пока коллежский регистратор займет место рядом, и спросил снова:

— Как зовут его высокоблагородие? Начальство ваше? Пристава!

— Ее.

— Простите? — Сани дернулись трогаясь, и возглас получился ломким, будто солидный Крестовский пустил петуха.

— Ее высокоблагородие, — пояснил Давилов с затаенной гордостью. — Пристав наш Евангелина Романовна Попович.

Семен закрыл рот, выдохнул, вдохнул… Спутник продолжал, его состояния не замечая:

— Как прежний пристав наш того, — он закатил глаза, изобразив предсмертный хрип, — она дела все присутственные на себя приняла. Уж он-то ее упрашивал, не оставляй, говорит, Гелюшка, меня. А она: «Все в лучшем виде исполню».

— Блохин?

— Чего Блохин? А! Нет, Степан-то Фомич еще в грудне помер, другой пристав — Волков Григорий Ильич.

— Что-то у вас приставы как мухи мрут.

— Да нет, Григорий Ильич не помер вовсе. Он в сон чародейский погрузился, только и успел невесте своей дела передать.

— Невесте?

— Евангелине Романовне.

Крестовский понял, что сошел с ума, только не мог решить, когда именно. Попович пристав? Какая нелепица! Ей было велено в Крыжовене самоубийство Блохина расследовать. Потихоньку и внимания к своей персоне не привлекая. Пристав? Невеста?!

Служивый все болтал, захлебываясь от восторга и умиления. Волков, молодой такой, а вострый, они ему сперва не особо доверяли, потому еще, что образования Григорий Ильич заграничного, но после они на пару с надворною советницей себя столь чудесно в делах проявили, что никаких сомнений не оставили. Душегубицу арестовали, а Евангелика Романовна семь часов допрос вела, признания выбиваючи, а Григорий Ильич в полуобмороке орудие преступления отыскивал. А уж как получилось приютское начальство к ногтю прижать! Любо-дорого.

Седовласый гнум у порога какого-то заведения поклонился приказным саням. Воспаленный взор Семена Аристарховича выхватил за витринным стеклом знакомое лицо. Рыжеволосая зеленоглазая Попович призывно улыбалась ярко-розовым ртом. Потихоньку и никакого внимания? Авантюристка! Актерка!

Уж они-то на пару в Крыжовене порядок наведут, ее высокоблагородие с женихом, всех лиходеев накажут. А уж как Евангелина Романовна встрече с его превосходительством обрадуется! Она другого чиновника, правда, ждала. Так и сказала Давилову: «Евсей Харитонович, — говорит, — господин Мамаев мне друг и коллега, вы его наилучшим образом устройте, я сама встречать хотела, но сами видите…» Ну а он что, без понимания, что ли? Не до коллег, когда милый Гриня в падучей колотится. Уж они и лекаря позвали, и…

— Где Попович? — перебил Крестовский излияния коллежского регистратора.

— Известно где, на квартире у господина пристава. Велела вас сперва в гостиницу определить, а после…

— Правь туда! — велел Семен извозчику.

Извозчик послушно натянул поводья, сани описали полукруг, останавливаясь у будки часового.

— Это присутствие наше, — повел рукой Давилов. — А казенки на верхнем этаже располагаются. Через арку вход. Извольте, ваше превосходительство, ножку сюда… Что ж ты, Федор, прямо в грязище встал?