Юрий Бурносов - Грань безумия

– Хитро. О таком я не слышал.

– Так и я не слышал. Я, может быть, один такой на весь народ.

– Пойдём мимо, покажешь своё убежище.

– Чего ж не показать… Только там нет ничего. Подвал каменный или погреб. Теперь уже не разобрать.

Больше всего убежище Стана напоминало землянку, но основой вкопанных стен служили не брёвна, а старинная каменная кладка. Свод тоже был выполнен из плитняка.

– Внутри темно, да и нет там ничего интересного.

Тем не менее Раллих засветил ночной кристалл и шагнул в проход.

Потолок в убежище оказался неожиданно высоким, верней, пол был сильно заглублен, так что даже Раллих мог стоять, выпрямившись во весь свой немалый рост. Плиты потолка опирались на толстую балку, с которой свисала верёвка с петлёй на конце.

– Это зачем?

– Мешок подвешивать, чтобы крысы не добрались. Крысы здесь водятся. Опять же мясо коптить. – Стан провёл по стене и показал Раллиху чёрные пальцы. – В прошлый раз, когда я тут был, оборотни, причём в человечьем обличии, оленуху в западню загнали, а я у них отнял. Подвесил пол-туши к потолку, снизу костерок затеплил, вход завалил плитой. Так через сутки у меня такая ветчина была, не чета тому, чем сейчас питаемся. Зато, как луна в должную фазу вошла, эти поганцы форменную осаду устроили. Хорошо я заранее успел воды натаскать, а то бы пропал.

– Интересно получается, – заметил Раллих. – Пока оборотень в человеческом обличии, проку от него никакого. Когда он в зверином виде, его не то чтобы взять, дай бог спастись от его зубов. Когда прикажешь охотиться?

Стан скинул с плеча походный мешок, уселся на него, и Раллих обратил внимание, что больше в тесной укромине сидеть не на чем.

– Хорошо, – сказал Стан, разглядывая пустые руки. – Расскажу. Вы мне не конкурент и другим разглашать мои секреты не станете. Значит, так… на охоту я выхожу, когда луна в третьей четверти. Вервольфы в это время по землянкам сидят тише воды, ниже травы. А то, что мы вой слышали, так это они не поют, а сообщают друг другу, что я появился, да ещё и не один. Был бы я один, шёл бы сторожко, они бы меня и не заметили. Я бы напал неожиданно, выискал бы логово. Детёнышей я не трогаю, от них прока нет, волчунью тоже отпускаю, разве что она совсем бешено на меня бросаться начинает. А самца скручу и волоку живьём в эту мою ухоронку. Думаете, петля под потолком у меня так просто? Мешок подвешивать и оленину коптить можно и без удавки. Я пленнику лапы, пока они ещё руки, за спину заверну и к потолку его подвешу. Суставы не выламываю, зачем лишку мучить? И без того, как луна в последнюю четверть входит, начинает болезного корёжить. Вот уж где вою, да крику, да хрипу, да плачу!.. А потом, глядь, там, где только что был задрипанный мужичонка, висит в петле матёрый волчина. Тут надо первым делом распялку в пасть и затем кузнечными клещами драть зубы. Другие охотники клыки выдирают, сперва зверюгу убив. Такие клыки еле светятся, и силы в них немного. А у меня – сияют, потому как выдраны у живого оборотня. Затем берусь за ножницы и начинаю вервольфа стричь. Он уже и не бьётся, понимает, что жизнь покончена. Конкуренты, опять же, волколачью шерсть с трупа остригают, а иные не стесняются к ней простой волчьей шерсти добавить. У меня такого не водится, поэтому, как на ярмарке в Изгольне слух проходит, что я из Вымерта с добычей возвращаюсь, перекупщики меня на полпути встречают, и каждый старается перед другими цену задрать.

– Да, жестокая у тебя работа. А стриженого оборотня куда деваешь? Отпускаешь новую шерсть наращивать?

– Нет, без клыков он всё равно не жилец. Но если его сразу добить, то он завоняет, а мне с ним в каморке две недели сидеть, пока луна во вторую четверть не уйдёт. Вот и висит, бедолага, мучается. Ну, да они терпеливые.

– Страшные вещи ты рассказываешь.

– Места здесь страшные. Вымерт. Иначе тут никак.

Городские ворота Пернбура обвалились, обратившись в гору обломков. Мощёная дорога ныряла под эту гору и выныривала с другой стороны уже в городе. Здесь идти было не в пример труднее, чем по тракту. Дорогу то и дело перегораживали завалы, от большинства зданий оставались лишь кучи щебня, хотя некоторые дома устояли во время давней катастрофы.

– Центр города где? – спросил Раллих. – Там, где у нас ратушная площадь и собор?

– Кабы знать… Церквей я тут вовсе не видел, таких, чтобы на наши похожи, а площадей несколько, любая за ратушную сгодится. За день всё не обойдём.

– Ничего. Главное – начать…

– Тогда вон оттуда начнём. Площадь там большая, и что-то волшебное на ней брезжится. А может, и нет. Слаб я такие штуки определять. Я, ежели что почудится, стороной предпочитаю обходить.

Площадь и впрямь оказалась такой, что в современных городах не встречается. Посередине когда-то стоял обелиск, ныне упавший, но по-прежнему поражающий воображение. Справа и слева подбегали улицы, разливавшиеся площадью, а с других сторон были какие-то здания, одно оказалось полностью разрушенным, обломки мраморных колонн выкатились далеко на площадь, другое стояло почти целым.

– Вот там что-то есть, – шёпотом сказал Стан. – Я рисковать не стал, обошёл это место, всё равно прибытка с него никакого.

– Сейчас посмотрим, что там засело, – спокойно произнёс Раллих.

В уцелевшем здании царил относительный порядок. Ряды колонн подпирали потолок, между колонн стояли мраморные болваны, и только хрусткий прах под ногами говорил, что здесь никого не было в течение столетий.

– Что за фигуры? – по-прежнему шёпотом спросил Стан, указывая на статуи.

– Боги. Здешние жители язычниками были и вырезали себе богов из камня. А это их храм, не знаю, главный или нет.

Раллих скинул с плеч мешок, принялся вытаскивать из него кристаллы, намоленные образки, восковые свечи, а под конец – тонкий жезл сандалового дерева с большим сапфиром в навершии – весь арсенал дозволенного белого волшебства.

Стан деликатно отвернулся, не желая мешать.

Было слышно, как Раллих бормочет не то молитвы, не то заклинания. Один из амулетов Стана начал ощутимо покалывать грудь, и Стан отошёл чуть подальше.

Раллих уже в голос выкрикивал свои заклинания, и в ответ под сводами храма раздалось густое гудение, которое всё нарастало.

Стан обернулся и увидел, что разложенные Раллихом талисманы светятся мертвенным иссиним светом, а потолок храма дрожит и ходит волнами, словно живой.

– Назад! – завопил Стан.

Раллих, не обращая внимания, твердил заунывный речитатив. Сапфир в его жезле сиял синим солнцем.

Стан ухватил товарища за одежду, дёрнул на себя и потащил прочь. В следующее мгновение потолок рухнул, похоронив под обломками разложенные предметы.

Раллих продолжал бормотать тайные наговоры, состоящие из бессвязных звуков. Закаченные глаза слепо поблескивали белками.