Е. Зайцева - Любимые застольные песни

Ну, баргузин, пошевеливай вал…

Плыть молодцу недалечко.

Долго я звонкие цепи носил;

Худо мне было в горах Акатуя,

Старый товарищ бежать пособил,

Ожил я, волю почуя.

Шилка и Нерчинск не страшны теперь;

Горная стража меня не видала,

В дебрях не тронул прожорливый зверь,

Пуля стрелка миновала.

Шел я и в ночь и средь белого дня;

Близ городов я поглядывал зорко,

Хлебом кормили крестьяне меня,

Парни снабжали махоркой.

Весело я на сосновом бревне

Вплавь через глубокие реки пускался;

Мелкие речки встречалися мне —

Вброд через них пробирался.

У моря струсил немного беглец;

Берег обширен, а нет ни корыта;

Шел я каргой и пришел наконец

К бочке, дресвою залитой.

Нечего думать — Бог счастье послал:

В этой посудине бык не утонет;

Труса достанет и на судне вал —

Смелого в бочке не тронет.

Тесно в ней было бы гнить омулям;

Рыбки, утешьтесь моими словами:

Раз побывать в Акатуе бы вам —

В бочку полезли бы сами!

Четверо суток верчусь на волне;

Парусом служит армяк дыроватый,

Добрая лодка попалася мне,

Лишь на ходу мешковата.

Близко виднеются горы и лес,

Буду спокойно скрываться под тенью,

Можно и тут погулять бы, да нет

Тянет к родному селенью.

Славное море — привольный Байкал,

Славный корабль — омулевая бочка…

Ну, баргузин, пошевеливай вал…

Плыть молодцу недалечко!

Эх, яблочко, да на тарелочке,

Надоела жена — пойду к девочке.

Эх, яблочко, куда ж ты катишься?

К черту в лапы попадешь — не воротишься.

Эх, яблочко, соку спелого,

Полюбила я парня смелого.

Эх, яблочко, цвета макова,

Я любила их одинаково.

Эх, яблочко, цвета ясного,

Ты за белого, я за красного.

Вот лошадь мчится по продольной,

По темной, узкой и сырой,

А коногона молодого

Предупреждает тормозной:

«Ах, тише, тише, ради Бога!

Здесь ведь и так большой уклон.

На повороте путь разрушен,

С толчка забурится вагон».

И вдруг вагончик забурился,

Беднягу к парам он прижал,

И к коногону молодому

Друзей на помощь кто-то звал

Через минуту над вагоном

Уже стоял народ толпой,

А коногона к шахтной клетке

Несли с разбитой головой.

«Ах, глупый, глупый ты мальчишка,

Зачем так быстро лошадь гнал?

Или начальства ты боялся,

Или конторе угрожал?» —

«Нет, я начальства не боялся,

Конторе я не угрожал, —

Мне приказал начальник шахты,

Чтоб порожняк быстрей давал.

Прощай навеке, коренная,

Мне не увидеться с тобой,

Прощай, Маруся, ламповая,

И ты, товарищ стволовой.

Я был отважным коногоном,

Родная маменька моя,

Меня убило в темной шахте,

А ты осталася одна».

Ночь надвигается, фонарь качается,

Фонарь качается в ночную мглу.

А я, несчастная, торговка частная,

Стою и бублики здесь продаю.

Купите бублики, горячи бублики,

Купите бублики, да поскорей.

За эти бублики платите рублики,

Что для республики всего милей.

Отец мой пьяница, за рюмкой тянется.

А мать — уборщица, какой позор.

Сестра гулящая, тварь настоящая,

А братик маленький — карманный вор.

Купите бублики, горячи бублики,

Купите бублики, да поскорей.

Меня, несчастную, торговку частную,

Да в ночь ненастную ты пожалей.

Инспектор с папкою да с толстой палкою

Все собирается забрать патент.

Но я одесская, я всем известная

И без патента все продам в момент.

Купите бублики, горячи бублики,

Купите бублики, да поскорей.

За эти бублики платите рублики,

Что для республики всего милей.

Я милого узнаю по походке:

Он носит, носит брюки галифе.

А шляпу он носит на панаму,

Ботиночки он носит «нариман».

Зачем я вас, мой родненький, узнала,

Зачем, зачем я полюбила вас?

Раньше я ведь этого не знала,

Теперь же я страдаю каждый час.

Вот мальчик мой уехал, не вернется.

Уехал он, как видно, навсегда.

В Москву он больше не вернется,

Оставил только карточку свою.

Я милого узнаю по походке:

Он носит, носит брюки галифе.

А шляпу он носит на панаму,

Ботиночки он носит «нариман».

В нашу гавань заходили корабли,

Большие корабли из океана.

В таверне веселились моряки

И пили за здоровье атамана.

В таверне шум, и гам, и суета.

Пираты наслаждались танцем Мери.

Не танцы их пленили — красота,

В таверне распахнулись с шумом двери.

В дверях стоял наездник молодой,

Глаза его, как молнии, блистали.

Наездник был красивый сам собой,

Пираты сразу Гарри в нем узнали.

— О Мери, он приехал, Гарри твой!

Ребята, он не наш, не с океана.

— Мы, Гарри, посчитаемся с тобой, —

Раздался пьяный голос атамана.

И в воздухе сверкнули два ножа.

Пираты затаили все дыханье.

Все знали атамана как вождя

И мастера по делу фехтованья.

Но Гарри был суров и молчалив.

Он знал, что ему Мери изменила.

Он молча защищался у перил,

Но Мери в этот миг его любила.

В таверне много вина,

Там пьют бокалы до дна,

И, не скрывая печаль,

Бренчит разбитый рояль.

Дочь капитана Джанэй,

Вся извиваясь, как змей,

С матросом Билли без слов

Танцует «Танго цветов».

Однажды юный барон

Заехал в этот притон,

Увидел крошку Джанэй,

Что извивалась, как змей.

При свете маленьких свеч

Скидает шубу он с плеч

И в черном фраке своем

Танцует танго вдвоем.

— Послушай, крошка Джанэй,

Будь верной музой моей,

Покинь ты этот притон,

Войди в роскошный салон.

Ходить ты будешь в шелках,

Купаться в тонких духах,

И средь персидских ковров

Станцуем «Танго цветов».

Матрос был очень ревнив.

Услышал танго мотив,

Увидел крошку Джанэй

И тигром бросился к ней!

Вот перед ними он встал,

Блеснул холодный кинжал…

И только скрипка без слов

Играла «Танго цветов».

Ты, любимая моя,

Во любовь ли мальчик я?

Как в любовь, так ты скажи,

Не в любовь, так откажи.

Милка, спишь или нет?

Я зайду согреюся.

Милка, любишь или нет?

На тебя надеюся.

Моя милка дорогая,

Скажи окончательно:

Если любишь — хорошо,

Не любишь — замечательно.

Мимо милого двора

Не ходят мои ноженьки.

Отнесите этот дом

Подальше от дороженьки.

Я пою, пою, пою,

Пою по-соловьиному.

Днем по вечеру тоскую,

А вечером по милому.

Лягу спать, а мне не спится,

Мысли бродят вдалеке,