Автор неизвестен Песни - Песни народов Северного Кавказа

Устойчивые и интенсивные взаимоотношения во всех сферах жизнедеятельности народов постепенно создали возможность преодолевать даже языковой барьер. Обмен в тех сферах духовной культуры, которые не связаны непосредственно с национальным языком, проходил, конечно, более активно — нетрудно заметить общность, скажем, в области хореографической культуры у всех горских народов. Однако со временем складывались общие черты и в песенном репертуаре различных народов.

Фактов можно назвать множество. Известно, например, что карачаево-балкарские песни о Таукане, об Али перешли в кабардинский песенный репертуар. Осетины, балкарцы и кабардинцы поют одну общую песню — юмористический диалог между девушкой и юношей («Что ты, парень, будешь делать?..»), — национальное происхождение которой ныне невозможно уже установить. Известно также, что замечательная балкарская песня об охотнике Бий-Herepe перешла за перевал к соседним осетинам из Дигории и бытует здесь как своя национальная песня. Читатель этой книги заметит, что в числе балкарских и осетинских песен есть одна с общим названием «Песня об Абсаты (Афсати)». И этот факт нетрудно понять, если иметь в виду, что в этногенезе балкарцев известную роль сыграли ассимилированные кипчаками отдельные аланские племена — предки осетин. Старый аланский покровитель нехищных зверей вошел в сонм языческих богов тюркоязычных балкарцев со своей ролью и традиционным культом.

Можно привести немало и других фактов, но все они говорят о том, что когда горцы вошли в состав одного государства, когда их исторические судьбы стали определяться едиными для всех народов обширной империи социально-историческими условиями, то и в их духовной культуре, и в частности в их песенном творчестве, появились общие тенденции, духовный процесс у всех народов обнаружил много точек соприкосновения и пересечения, преодолевалась былая изолированность и локальность. Отныне как основа исторического развития горских народов закономерно выступала глубинная всечеловеческая нравственная и психологическая общность, а не различия внутри национального бытия.

Известно, что у всех народов во все времена было гораздо больше общего, нежели различий. Ведь все жили и живут на земле и под небом, все люди — труженики и творцы. Человеческая радость и горе сходны повсюду независимо от различия облика родной земли и языков. Люди повсюду трудятся, борются, терпят поражения и испытывают блаженство победы, радуются и страдают, стареют и умирают одинаково. Одинаковыми в своей основе были не только стадии социально-исторического развития, но и противоречия между бедными и богатыми, угнетенными и угнетателями.

Ныне известно, что даже народы, не знавшие о существовании друг друга, порой рассказывали на разных языках одни и те же сказки, создавали пословицы сходного или поразительно совпадающего содержания. Крестьянин, пахавший свой клочок земли в Чегемском ущелье, верил в те же идеалы добра и справедливости, что и сосед-землепашец из Чечни, что и скотовод-калмык приволжских степей и даже пахарь, живший где-нибудь у Средиземного моря. И прав был, конечно, великий балкарец Кязым Мечиев, который после долгих скитаний по белу свету заключил, что радость и горе повсюду на земле имеют один цвет: горе везде пахнет пеплом, радость — плодами, согретыми солнцем и омытыми дождем. И неудивительно, что горские народы Кавказа, будучи соседями, в течение многих столетий так или иначе влияли друг на друга и в их фольклоре много родственного, сходного и аналогичного, а порой в нем встречаются не только одинаковые мотивы и образы, но даже одни и те же произведения как творческое достояние разных по языку народов.

У горцев Кавказа всегда было в большой цене мудрое слово, когда же мудрое слово выходило из уст поэта, оно становилось высшим авторитетом.

«Хорошее слово стоит скакуна» — гласит горская поговорка. Словом в горах не только дорожили, как хлебом и солью, им никогда не злоупотребляли. Кязым Мечиев — ученик народа, последователь его безымянных поэтов — точно выразил отношение горцев к художественному слову, емкому по содержанию, мудрому по сути:

Авторитет песни был непререкаем не только для рядового горца, но и для представителей высшей знати. Похвалы поэта, песенной славы добивались и спесивые князья, и простые пахари, пастухи и охотники. Осуждения в песне страшились как горские крестьяне, носители нравственных идеалов народов гор, так и горская знать.

Об этом свидетельствует, например, такой факт. В начале XX века к известному народному певцу Кабарды Бекмурзе Пачеву пришел крестьянин Карашай Тхакуахов и попросил заступничества — князь Мисостов отказался отдать ему ягненка, обещанного ему за многодневный труд на полях князя. Бекмурзе трудно было чем-либо пронять неуступчивого князя, и он решил обратиться к авторитету песни — ведь все начальство было на стороне князя! Он объявил Мисостову: или отдашь этому бедняку украденное тобой, или «сложу песню… и не будет в Кабарде такого уголка, где бы о тебе не сказали словами моей песни: „Мерзавец князь Мисостов, чья совесть подобна собачьей…“» [2] Хачим Теунов, Литература и писатели Кабарды, М., 1958, с. 249. Князю пришлось смириться и отдать Карашаю ягненка.

Всесильную власть авторитета песни в среде горцев впервые отметил еще в начале XIX века А. С. Грибоедов. Наблюдая геройскую гибель молодого горского князя, он с горечью и восхищением писал В. К. Кюхельбекеру 27 ноября 1825 года: «храбрейший из молодых князей, первый стрелок и наездник и на все готовый, лишь бы кабардинские девушки воспевали его подвиги по аулам» [3] А. С. Грибоедов, Сочинения, М., 1956, с. 595. .

Естественно, что всеобщий авторитет песенного слова вынуждал князей даже в пору своего безраздельного господства подкупать певцов, окружать себя «придворными» поэтами, с тем чтобы в песне восхвалялись княжеские кровавые набеги и насилия, прославлялись их несуществующие достоинства, воинские доблести и геройство. Однако лживый голос продажного певца не мог никого обмануть, народное мнение о сильных мира сего всегда находило свое выражение в словах правдивой песни. Истинно народные певцы преданно служили народным идеалам добра и справедливости, героем их песен оставался простой горец, противостоявший насилию князей и наездников, удальцов и любых других любителей легкой наживы.