Якоба Хойкас-ван Леувен Бомкамп - Сказки острова Бали

Женщина усердно молилась и курила благовония. Дерево как будто поправлялось, но потом снова начинало желтеть. Загоревала бедная мать, решила, что сын ее погиб. Пошла она, шатаясь, в свою хижину, заперла на засов дверь и легла на свою скамью, обмотав голову, чтобы не видеть дневного света. Тут кто-то постучал в дверь.

— Открой, это я, твой сын!

— У меня нет больше сына, он погиб, увы, увы!

— Открой, матушка, это я, Бинтанг Лара!

— Бинтанг Лара мертв, его дерево жизни увяло!

Не так-то просто было уговорить горемычную, чтобы она открыла дверь, но когда она наконец сделала это, то закричала от изумления и счастья. Сын не только вернулся, он возмужал, стал крепче прежнего и привел с собой невесту-красавицу.

— Но где же белая ворона, сыночек? — спросила женщина озабоченно.

— Она со мной, матушка! — И это в самом деле было так. Потому что волшебный посланец богов выполнил свою службу и снова обернулся белой вороной, которая сидела в золотой чаше.

На следующее утро Бинтанг Лара пошел ко двору раджи, понес ему белую ворону. И тотчас супруга раджи встала со своей постели совершенно здоровой. На радостях она велела поместить белую ворону среди своих любимых птиц и хорошенько заботиться о ней.

Все бы хорошо, но раджа стал завидовать Бинтангу. Придворные только и делали, что толковали о волшебной силе Бинтанга Лары. Шутка ли сказать? Юноша сумел принести белую ворону. А про девушку, его невесту, говорили, что на свете нет никого краше нее. Стали вспоминать, что юноша — вовсе не родной сын бедной торговки папоротником. Кем же он был? Судя по делам, не сын ли он какого-то могущественного бога?

Когда раджа слышал такие разговоры, его охватывали то зависть, то страх. Мало ли что может сделать человек с такой волшебной силой? Не может ли Бинтанг Лара стать опасным соперником? Не отнимет ли он у него трона? А кроме того — разве прекрасные девушки спокон веков не предназначены для дворца раджи?

На другой день раджа призвал к себе юношу и сказал: — Бинтанг Лара, мы, к нашей радости, убедились в том, что тебе никакая задача не трудна. Так вот, я давно уже хотел заполучить тигрицу с тигрятами. Ты должен их мне привести.

Раджа знал, что тигрица, когда у нее маленькие тигрята, никому не даст к ним подойти и наверняка растерзает смельчака. Бинтанг Лара тоже знал это. Печально вернулся он домой и улегся на скамью, закрыв голову, чтобы не видеть дневного света.

— Чего тебе не хватает, милый? — спросила его Ни Чили.

Бинтанг Лара рассказал ей, какую задачу задал ему раджа.

Ни Чили рассмеялась.

— За чем дело стало! — сказала она. — Разве ты забыл, что я немножко умею колдовать? Тащи сюда ступу для толчения риса!

Повеселел Бинтанг Лара, вскочил и притащил колоду, в которой толкут рис.

— Тигрята тоже нужны? — спросила Ни Чили весело. — Давай еще три пестика.

Пестики положили возле колоды, и Ни Чили прошептала такое могучее заклинание, что они тут же обратились в тигрицу и трех тигрят. По совету Ни Чили юноша сел верхом на тигрицу и так поехал ко двору. Люди, попадавшиеся по дороге, бежали от него без оглядки, и, когда он подъехал к воротам дворца, стражи тоже бросились бежать и с воплем доложили радже:

— Бинтанг Лара приехал верхом на тигрице, и с ним трое тигрят!

Раджа спрятался в своей спальне и запер дверь.

— Вели тигрице исчезнуть,- закричал он в дверную щелку.

Бинтанг Лара вернулся домой так же, как и приехал, и Ни Чили превратила снова тигрицу в ступу, а тигрят в песты.

Однако страх и зависть не переставали тревожить раджу. Он опять призвал к себе Бинтанга Лару.

— Для тебя нет ничего трудного, юноша, — сказал он с лицемерным восхищением. — Так принеси мне гнездо гигантских пчел вместе с пчелиной маткой! [75] В немецком тексте речь идет об осах, но в индонезийских языках пчелы и осы часто обозначаются одним словом, матки же у ос не бывает

Бинтанг Лара и пчелы

Раджа очень хорошо знал, что укус гигантских пчел смертелен, поэтому он и придумал такую задачу. Бинтанг Лара тоже это знал; совсем отчаялся юноша. Ясно было, что раджа будет давать ему одно опасное поручение за другим, пока не изведет его. Бинтанг Лара лег на свою скамью и накрыл голову, чтобы не видеть дневного света.

— Ну чего тебе не хватает? — спросила Ни Чили. — Что еще придумал раджа на твою голову?

Бинтанг Лара рассказал, что ему поручили и что одно поручение будет следовать за другим, пока он не погибнет.

— Это поручение будет последним, — решительно ответила Ни Чили. — Всему должен быть конец. Неси скорее кокосовый орех.

Бинтанг Лара вскарабкался на кокосовую пальму и сорвал орех. Ни Чили что-то над ним прошептала, но, к удивлению юноши, привыкшего к ее колдовской силе, орех остался таким, каким был.

— Отнеси этот орех во дворец и брось его к ногам раджи.

На этот раз стражи не испугались, потому что в руках Бинтанга был обыкновенный орех.

Раджа находился в это время на переднем дворе [76] Здесь имеется в виду пелатаран анчак саджи — двор с ажурными стенами, расположенный в юго-западном углу дворцового комплекса, где устраивались разного рода общественные церемонии и где раджа принимал своих подданных и спросил:

— А, Бинтанг Лара, где же пчелы?

— Здесь, государь! — ответил Бинтанг Лара и бросил кокосовый орех на землю. В одно мгновение орех превратился в пчелиное гнездо, из него вырвались разъяренные пчелы и насмерть искусали раджу. Вот и получил он то, что заслужил.

А Бинтанг Лара стал раджей, и Ни Чили — государыней этой страны.

Жил некогда в лесу бедняк по имени Унгасан. Вокруг своей хижины он выкорчевал деревья и на небольшом участке земли сажал кукурузу, бататы и другие овощи. На краю этого участка росла пальма, из которой можно было цедить сок и делать из него пальмовое вино. Как-то раз, когда случился неурожай, Унгасан решил нацедить пальмового сока [77] Пальмовое вино (туак) добывают из сока сахарной пальмы (аренги сахароносной), а также из сока кокосовой и пальмировой пальмы. Ферментация его происходит очень быстро, часа через два после сбора оно готово для употребления. По ходу сказки следует иметь в виду, что туак находит широкое применение в ритуальных возлияниях . Вечером он влез на дерево, сделал ножом надрез на стволе под кистью цветов, как раз в том месте, куда шел сладкий сок, и повесил под надрезом кошель, сплетенный из плотных листьев.

На следующее утро мешок был полон. Обрадовался Унгасан, взял его, надел на шест и пошел в деревню. На полдороге стояла одинокая хижина; в ней жил отшельник со своей женой и новорожденным ребенком. Вот шел Унгасан мимо хижины и крикнул: