Народные сказки - Саамские сказки

Шла она и лесами и вараками, мимо рек и озер шла, мимо сосен и елей высоких и древних, как мир, от веку заросших сверху донизу бородатыми мхами. Шла Акканийди по ягелям пышным и по острым каменьям. Пробиралась по глухим ущельям, где извечно в тени лежит белый снег и водопады, обледеневшие от стужи, красными и бурыми, зелеными и голубыми потеками свисали со скал и обрывов.

Ей встречались и звери и птицы, и все ее звали к себе. Зазывает каждый чем может — птицы песнями звали, мышки-зверюшки тоненьким посвистом, зайцы об землю дробно били лапками... Медведь, ее завидев, свою песню запел, стоя по краю тропы, он просил ее зайти к нему в гости в дом, отдохнуть, вспомнить, как он к ней на остров хаживал, как они, бывало, жили-поживали у него на дворе и песни распевали. Рядом с нею он шел и пел, пел о том, что Найнаса жена светлее Солнца лицом, ярче месяца, краше ягельной тундрушки. Кланялись сосны и ели древние, дремучие, к себе зазывали, в тени своей отдохнуть. Вот и Солнца сын прилетел: засияло вокруг, заиграло, теплом-жаром повеяло, золотые и серебряные лучи прямо в руки Акканийди даются.

Акканийди шла и шла своим путемъ-дорогою, никуда не смотрела, не глядела, только видела нитку суровую от клубка, который дал ей Найнас-муж. Гром в туче налетел, нашумел, нагремел, закутал все облаками, густым голосом кричал:

— Садись, Акканийди, на плечи...

Вот и Солнце догнало ее, распалилось, разъярилось, ревностью пылает, в глаза норовит посмотреть, заглянуть...

Тут Радуга предстала, разогнала Солнца лучи, тучи и дожди, изогнулась дугой, встала певучей преградой и предшествовала ей на всем пути... И вот Акканийди прошла через Радугу, опустив глаза, и перед взором ее была только суровая нитка от клубка ее Найнаса-мужа.

А клубок все бежал и бежал, все вперед и вперед, а за ним без отдыха и сна поспешала Акканийди — Найнаса жена.

И вот поперек ее пути пролегла река.

Встала Акканийди на крутой бережок и звонким голосом запела:

— Дайте мне перевозу, дайте мне перевозу и пригоните ту лодку, которую сам Найнас шил, сам Найнас лодку шил, опругу клал и порезался, свою кровь на ту опругу пролил.

А ей с того берега в ответ вопрос летит:

— А кто ты такая пришла, что песню о Найнасе знаешь, кто ты такая, Найнасу близкая сердцем?

И вот пригнали лодку. Сама матерь Найнаса приехала ее встретить и спросить — кто она такая, Найнасу близкая сердцем? Матерь Найнаса спросила ее:

— О которую опругу порезался Найнас?

И Акканийди села на ту опругу, о которую порезался Найнас. Найнаса мать рада была, что близкая сердцу сына ее к ней пришла в дом, что знала она ту опругу его и на ту опругу она села сама.

Прошли первые дни. Акканийди все еще жила с матерью Найнаса в ее веже, а Найнаса-мужа еще не видала.

Мать Найнаса долго терпела, очень хотелось ей знать, кто же такая пришла к ней и на опругу Найнаса села? Она спросила невестку свою:

— Кто ты такая?

И так ответила она:

Не есть я... Никто я...

И еще сказала:

— Дай мне, матерь, спальное место в амбаре.

И мать постелила Найнасу-сыну и ей постели из меха в амбаре. Она принесла им одеяла и покрывала надежные.

Мать Найнаса жила в своей веже, а Найнас с женою отдельно, в амбаре. Он появлялся и делался видимым в людском подобии, как только гасла вечерняя заря. И он уходил опять в свой свет с лучами ранней зари. Вставало солнце, и не должно было ему быть между людей. Несовместим он с людьми.

Однажды Акканийди возвращалась с родников и несла на своем коромысле ведра ключевой воды. Ей навстречу вышла мать Найнаса. Спросила она у невестки, может ли она ей помочь в ее горе, горе матери...

— Я Найнаса мать, я это знаю, но я не вижу его, и я никогда его не видела. Я не вижу моего Найнаса-сына, сына моего я, не вижу... Но скажи мне: кто ты?.. Ты пришла, ты уже знала опругу на лодке Найнаса, ту, на которой он порезался. Ты ему близкая сердцем.

Ты с ним спишь-почиваешь. Ты его видишь каждую ночь. Но скажи мне: кто ты такая, кто ты есть?

Невестка ей ответила:

— Я не есть. Я жена Найнаса.

Тогда мать говорит ей такие слова:

— Я мать Найнаса, но я не вижу его, и я никогда не видела. Народится заря утренняя — его уже нет, а днем даже имени его не должно творить. Приходит заря вечерняя, я слышу,— он здесь, но я человек, и я не вижу его и не знаю. Скажи же мне, близкая Найнасу сердцем,— кто ты такая? Ты его видишь, ты его знаешь, ты его чувствуешь сердцем! Ты говоришь: «Я жена Найнаса!» А я говорю: я мать Найнаса, и я его не вижу, я его глазами не знала никогда. Близкая сердцу Найнаса, близкая сердцу сына моего, сделай так, чтобы я могла его видеть, хотя бы один разочек, сыночка моего, Найнаса-сына, и понять: кто ты такая. Ты можешь,— сделай так.

Акканийди — Найнаса жена — поставила ведра с водою на землю и так ответила матери Найнаса:

— Трудна твоя воля, матерь Найнаса. Может быть, и я буду матерью, и я хочу быть близкой сердцем тебе, как и сыну твоему, Найнасу, мужу моему. Положим обет: выткать звездный пояс — темный, как небо со звездами. Я скажу тогда: «Я есть!» Этим поясом широким, как полог небесный, мы затянем потолок нашего покоя и закроем для Найнаса голубое небо дня и Солнца лучи. Он будет спать среди дня. Тогда увидишь ты сына своего, матерь моего Найнаса... И если ты поймешь, что дало тебе видеть сына твоего Найнаса, ты будешь знать, кто я такая, ты это поймешь своим сердцем, матерь Найнаса, и тогда ты будешь матерью и мне — мать человеческая.

Акканийди подняла коромысло с ведрами и пошла к своему дому.

Они исполнили свой обет: соткали звездный пояс, небесный путь в ночное небо.

Мать Найнаса ткала то, что она знала лучше всего,— она всеми цветами трав и каменьев своей земли соткала основу бездонного неба.

Акканийди же взяла серебряные нити из солнечных лучей. Этими нитями она создала звезды такими яркими, что казалось, они звенели в ночи.

— Я есть,— сказала Акканийди.

И с этого дня они стали как одна — мать Найнаса и Найнаса жена...

Мать Найнаса растянула на потолке спальни звездный пояс так, что от пола он был видим, как ночное небо в звездах.

Однажды пришел Найнас поздно ночью и лег спать. И спал он в ту ночь крепким сном. Однако спал он чутко. Под утро проснется — глянет на небо и видит: светлые звезды, черное небо. Успокоит свое сердце и снова заснет. Не раз он так пробуждался и каждый раз видел над собою глубокое черное небо и звезды.

Жена его давно уже пробудилась и вышла из дома по хозяйству. Первое, что она сделала,— развесила шкуры мехом на ветер,— пусть их обдует,— и забыла об них. А сама пошла за водой. Идет, на коромысле своем несет ведра, полные родниковой водой.

Солнце поднялось уже высоко, горячими лучами оно ожгло оленьи шкуры. Акканийди в дом свой вошла и, позабыв о шкурах, принялась расчесывать волосы.