Народные сказки - Саамские сказки

Захотелось жениться и Мохнатому Мышку. Этот был парень побойчее. Он не стал спрашивать у матери совета. Он решил жениться сам, построить отдельную спаленку, подходящую для Акканийди и для себя, и уйти от Оадзи, уйти от Востроглазки — он ее недолюбливал. Мохнатый Мышок Солнышка не очепь-то боялся. Он любил прогуливаться в хорошую погоду. Он хотел, чтобы никто не знал, как и когда он будет свататься к Акканийди.

И вот подкараулил он, когда Акканийди пошла по ягоды. Накрылся листочком и побежал за девушкой.

Акканийди это заметила. Она накрыла несколько ягод морошки листиками, сама сказала себе: «Не есть я» — и начала звать Мохнатого Мышка от каждой ягодки, покрытой листиком. Мышок забегался, уморился — все ягоды с листиками сгрыз, а Акканийди все еще зовет его к себе.

Тогда Мышок выбрал мягкую кочку моха, лег на нее, накрылся своим листиком и заснул.

Акканийди пошла домой, а Мышок сказал сам себе:

«— Наше от нас не уйдет. Ужо!

Сети в сырой веже Оадзи не просыхали. Вконец сопрели сети. Они прохудились й начали рваться ячея за ячеей. И вот от них остались одни дыры. Живою осталась только та сетка, которую старик сам сушил на солнце, которую старая старушка сама починивала.

Этою сеткой старик не мог наловить рыбы столько, чтобы хватало на обе семьи. Украдкой он кормил свою старушку и Акканийди, Оадзи с ее детьми он отказывал в пище.

Не стерпела Оадзь, зазвала старика к себе в вежу и сказала ему:

— Старик, а старик!.. Если ты не будешь нас кормить, мы съедим сначала тебя, потом твою старуху, а дочку твою оставим на закуску. От нас она никуда не уйдет.

В этот день Акканийди с матерью решили лучше оставаться голодными, а весь улов варить для Оадзи и ее деток, чтобы сохранить своего старика. И второй и третий день они варили уху для Оадзи.

Оадзь.была сыта — Акканийди голодна. Однако надо быть человеку сытым. Когда дочь и старушка совсем ослабели, старик сам сварил рыбу и накормил свою семью досыта. Акканийди была сыта — Оадзь оказа-лась голодной. Тогда Оадзь зазвала к себе в вежу старика. Войти в вежу он вошел, а выйти не вышел.

Пришлось Оадзи ездить на рыбную ловлю самой. Она брала с собою по очереди двух из своей семьи, а одного оставляла дома следить за старой бабкой и ее дочкой, чтобы Акканийди не убежала. Ну, и ездили они и рыбачили одною и той же сеткой. Прокормиться ею они не могли.

Однажды поехали они на озеро — последняя сетка у них прохудилась; вернулись пустые, ни одна рыбина не попалась. Злые, молча уползли все четверо к себе в вежу. Оадзь забилась под старые сети, ребята к ней под бок подобрались. Сидят, едва головы видны, одни только глаза блестят. Говорят между собою по-своему, а что они такое бормочут? «Брю-брю-брю» да «рю-рю...» — поди знай, что они замышляют?

Бабка, мать Акканийди, все знала. Она знала все, что будет наперед. Она знала, что ей пришел конец.

Она научила дочку, как ей быть, чтобы спастись от Оадзи и ее детей. Она долго шептала на ушко Акканийди свой наказ. И еще она дала Акканийди сонные палочки. Потом заставила все повторить, а когда Акканийди в точности и без ошибки рассказала все по порядку, старушка повторила еще раз:

— Сотую косточку, сотенную косточку не забудь!

Легла и больше не вставала. Ночью Оадзь пробралась в вежу старой бабушки, а ее там уже не было — одно мясо да кости остались. В полдень Оадзь уже варила из ее остатков обед. Акканийди ей помогала. Потом Оадзь с детками забралась в свою вежу. Через открытые двери голодными глазами они следили за всем, что делала Акканийди. А ойа взяла свои ведра, свое коромысло, из горячего родника принесла горячей воды и поставила бабкины косточки вариться на жаркий огонь.

День был солнечный, стояла жара. Солнце пекло так, что Оадзь не могла вылезти из своей вежи. Она сидела в сырости и глотала слюну.

Ну, вот и обед готов. Акканийди на улице была девушкой в самой поре, румяной и ядреной, в вежу вошла — и пропала, однако она поставила котел перед Оадзью, посреди ее детей, и сама -тут же села.

Понемножку видимой становилась. Прояснилась — в котле помешивает ложка за ложкой, навар собирает в отдельную чашечку. Когда весь навар собрала, погасила костер и начала угощать Оадзю и ее детей. Оадзь и оадзята попримолкли, едят, жуют, косточки обгладывают, перед собою бросают. Акканийди те косточки собирает и складывает в кошелочку у себя на груди.

Ну, и кончили обед.

Акканийди разбросала все косточки по скатерти и сосчитала — девяносто девять косточек есть, сотенной косточки нет. Тут Востроглазка икнула, Акканийди ее в спину — стук... Сотенная косточка вылетела из глотки Востроглазки. Акканийди ту сотенную косточку схватила и спрятала у себя на груди.

Оадзь это заметила и говорит Акканийди:

— Вот ты какая? То была тихоня, а как мы тебя накормили, как наелась бабкиного мяса — стала драчунья!

Востроглазка еще и пригрозила:

— Я тебе никогда не прощу, ишь чего вздумала, драться полезла! Погоди, доберемся и до тебя.

Ну, и стали жить без старика и без старой бабки. Акканийди сетку починила, и Оадзь поехала на озеро рыбачить. С собой она взяла Востроглазку и Горелого Пенька. Мохнатый Мышок остался дома приглядывать за бабкиной дочкой. Акканийди осталась в своей веже домовничать.

Вот она с делами управилась, вежу помыла, посуду прибрала. Тогда и говорит Мохнатому Мышку:

— Мышок, Мышок, мохнатый бочок, приходи-ка ко мне, надо у тебя в голове поискать-почесать!

Ну, Мохнатый Мышок припрыгал. Он согласен, чтобы ему в голове поискали-почесали. Положил он голову на колени девушке и думал, тут-то и уговорит он Акканийди выйти за него замуж, а Акканийди достала сонные палочки, матери подарок, и только Мохнатый Мышок смежил глаза от удовольствия, что Акканийди в голове ему ищет, как она воткнула ему эти сонные палочки в глаза, и Мышок крепко уснул.

Акканийди пошла на ту горушку на их острове, которую ей указала мать. Тут она косточки ее в землю зарыла и залила их наваром. Встала на эту землю и постучала ногою три раза.

Была голая земля, а вдруг поднялся вокруг девушки дом. Красивый дом из чистых и белых костей великого кита. Она двери открыла — лучи Солнца к ней в дом вошли. С ними вместе Пейвальке явился. Сын Солнца к ней в гости пришел.

И вот она видит: на столе золотое вязанье лежит, по столу ручей меду струится. И она золотое вязанье взяла, меду испила, из солнечных лучей серебряные нити брала, золотое вязанье серебром ткала и в подарок Пейвальке пояс вязала. И вот она золотое вязанье вяжет, мед-вино пьет, с сыном Солнца играет.

Угадывать стала, что скоро рыболовы домой возвратятся. И она не стала больше с Пейвальке играть, не стала мед-вино пить, золото вязанье вязать. Ушла, ножкой топнула, оглянулась — дома как не бывало.