Фольклор - Марийские народные сказки

Вот подошли они к бане, а она раскалена докрасна, на три сажени не подойти. Дунул Илья, разметал жар по ветру — вымылись спокойно. Опять требуют дочку.

Нечего делать отцу — сыграли свадьбу. В первую ночь Илья говорит Бабину Сыну:

— Будь осторожен. Положит невеста руки на тебя — умрешь.

Ложатся молодые спать. А жена руки на Бабина Сына складывает. А руки-то тяжелые как свинец. Задыхаться начал Бабий Сын, насилу выкарабкался из-под них. А Илья наблюдал за всем этим. Вот и ложится он с невестой вместо Бабина Сына. Только положила она на него руки, как он оттолкнул их, вскочил с кровати, схватил девушку за ноги и подвесил вниз головой. Бьет он ее плеткой, а изо рта у нее посыпались змеи, ящерицы, лягушки. Когда они вышли, легкими стали ее руки.

— Теперь можешь спать, — говорит он Бабину Сыну.

На следующую ночь снова предупреждает:

— Остерегайся, если она успеет положить как следует на тебя ноги — задавит.

Ложатся молодые спать. Жена ноги на Бабина Сына положила, еле успел выкарабкаться из-под них. А Муровин тут как тут. Ложится вместо друга. Только положила она на него ноги, как он вскочил, схватил ее и повесил вниз головой. Бьет плеткой, а изо рта у нее запекшаяся кровь идет кусками. Вышла тяжелая кровь.

На третью ночь Муровин наказывает:

— Остерегайся. Положит она на тебя свои груди. Если выберешься — останешься жив.

Только положила она груди — так тяжело стало Бабину Сыну, что он еле выкарабкался из-под них. И опять Муровин ложится, отталкивает ее груди, хватает за ноги и вешает вниз головой. Па сей раз изо рта ее пошло хлебное. А когда все кончилось, Муровин сказал:

— Теперь она стала настоящей девушкой. Можно ничего не опасаться. Вези ее домой.

Сел Бабин Сын на коня, впереди себя посадил жену, а между собой и ею поставил гусли-самогуды. Простились молодые с братьями и поехали. Едут путем-дорогой, гусельки им песни наигрывают. Так и доехали.

Дома отец на радостях закатил пир. Хорошо пили на нем, хорошо ели, а уж зажили-то молодые и того лучше.

или старик со старухой. Были у них сын и дочка. Сына звали Алым-патыр, а дочку — Акталче. Пришло время, и умерли старик и старуха, а Алым-патыр с Акталче построили себе дом и вокруг него поставили железный частокол. Дом охраняли две собаки — Шекшинча и Окшинча. Стали жить да поживать богатырь Алым со своей сестрой Акталче.

Собрался как-то Алым-патыр на охоту. Ходил, ходил по лесу, да и залез под костяной мост. Едет лесом Вувер-кува 12 12 Вувер-кува — ведьма. на белом мерине и поет:

У костяного моста вдруг останавливается белый мерин.

— Уж не думаешь ли ты, что мы доехали до богатыря Алыма? Нет! Еще не доехали! — говорит Вувер-кува и бьет белого мерина палкой: «Хлоп!» На шум выходит из под костяного моста богатырь Алым. Вувер-кува слезает с мерина и спрашивает:

— Как будем драться, на кулачках или в обхват?

Не отвечая, схватился богатырь Алым с Вувер-кувой. Долго они бились. Вот-вот Вувер-кува победит богатыря. Он и кричит собакам:

— Шекшинча, Окшинча! Хватайте ее!

Искусали собаки Вувер-куву.

Пошел Алым домой, приближаясь к дому, запел.

Акталче сняла цепи, богатырь Алым вошел в дом. Акталче накормила, напоила брата, накормила его собак, высушила онучи и лапти. Улеглись спать. Утром снова накормила Акталче брата завтраком, дала поесть собакам. А он наказал ей:

— Если придет кто-нибудь и будет проситься в дом грубым голосом — не пускай. А услышишь тонкий голос — отвори, это буду я.

Только ушел, пришла к его дому Вувер-кува и запела грубым голосом:

Акталче отвечает:

— Уй, уй, это не мой брат. У тебя грубый голос.

Убежала Вувер-кува на гору, легла на вершине с высунутым языком, точно мертвая. Прилетела птичка и выклевала ей язык. Голос Вувер-кувы стал тоньше. Снова пришла она к дому. Пришла и запела, теперь уже тоненьким голосом:

«Йолдырт!» — отворяются ворота. Вувер-кува вбежала в избу и съела похлебку для собак. А богатырь Алым ходит и стреляет себе хорьков и лисиц. Затем залезает под костяной мост. Опять едет с песнями Вувер-кува на белом мерине:

У костяного моста мерин останавливается.

— Ты думаешь, что мы доехали до богатыря Алыма?

Нет! Еще не доехали, — говорит Вувер-кува и бьет мерина палкой: «Хлоп!» На шум выскакивает богатырь Алым и бросается на Вувер-куву. Вот-вот поборет она богатыря.

— Шекшиича, Окиинча! — кричит Алым собакам. — Что вы смотрите? Хватайте ее!

Собаки набросились на нее и искусали.

Подъезжает богатырь Алым к дому, запевает:

А Вувер-кува уже успела опередить его. Говорит Акталче Вувер-куве:

— Идет мой брат. Как тебя спрятать, во что превратить?

Превратила ее в серебряный перстень Акталче, спустила железные цени с ворот. Входит богатырь Алым в избу, а поужинать нечем. Вувер-кува съела и его суп, и тюрю для собак. Голодные спать легли. А утром — онучи и лапти не высушены, суп не сварен. Собаки голодные скачут туда-сюда, вот-вот проглотят серебряный перстень. Акталче ругает собак:

— Ой, высохли бы ваши головы! Бросаетесь на все.

— За что бранишь их, — отвечает Алым-патыр. — Они ведь есть хотят.

Наконец накормила, напоила она брата и отправила на охоту.

Пострелял он хорьков, лисиц и опять залез под костяной мост. Едет с песнями Вувер-кува:

У костяного моста остановился ее белый, мерин.

— Ты думаешь, что мы доехали до богатыря Алыма? Нет, еще не доехали, — говорит Вувер-кува и бьет мерина палкой: «Хлоп!» На шум выскакивает Алым из-под моста и бросается на Вувер-куву. Вот-вот поборет она богатыря.

— Шекшинча, Окшинча, — кричит он собакам. — Хватайте ее!

Набросились собаки и искусали Вувер-куву. А Алым-патыр направился домой, у дома запел:

А Вувер-кува уже опередила его. Акталче и говорит ей:

— Брат идет. Как тебя спрятать, во что превратить? Превратила ее в шелковый моточек. Спустила на воротах железные цепи. Вошел Алым, а дома нет еды ни ему, ни собакам. Говорит он сестре:

— Осерчала, что ли, сестренка? Почему не кормишь?

— Нет, не осерчала, голова болит, — отвечает.