Фольклор - Марийские народные сказки

— Доволен ли, зятек, своей женой?

— Доволен, отец. Да только ночью она почему-то рычит и кусается.

Понял тесть, что эта дочь — из собачьего рода-племени.

А тут и третья пара приехала. Родную дочь отец принимал с почестями: усадил в красный угол, угощал жареным гусем да восемнадцатилетней выдержки медовухой. Попили они, поели, а затем поехали в гости к молодым — родной дочери и любимому зятю.

А у первых двух зятевей жизнь не ладилась, да и попробуй уживись с кошкой да собакой!

С тех пор в народе молва идет: коль не живет семья мирно, значит, жена происходит из кошачьего либо собачьего племени.

тую весну отпустила домой и пастуха, но наказала строго-настрого: людям о своей тайне не говорить — иначе смерть.

Возвратившись к людям, мариец вновь нанялся пастушить. Пригнал он однажды стадо к старому раскидистому дубу, под которым и прежде любил в обеденные часы подремать в тени, прилег, да вдруг услышал, как ворона, сидевшая на ветке, прокаркала:

— Вот глупец. Лежит и не знает, что под дубом закопана сорокаведерная бочка с деньгами.

Вечером пригнал пастух стадо, взял лопату да бегом к заветному дубу. Копнул под корнями, а бочка сама вылазит, будто выталкивает ее земля. Всю ночь таскал он домой деньги, еле управился к утру.

Завел он себе хозяйство: построил светлые хоромы с надворными постройками, купил лошадь, скотину, птицу. Привел хозяйку в дом, девку справную, здоровую, и зажил счастливо, ни в чем не нуждаясь.

Крепкое хозяйство прибыток дает. А куда излишки девать? Вестимо, на базар. Вот запрягает он однажды пару лошадей в тарантас, берет жену с собой и едет как барин. Едет, ухмыляется, а потом как захохочет.

Не нужно забывать, что он знал язык животных. Вот и показался ему забавным разговор мерина с кобылкой. Давайте и мы послушаем:

— Что ж ты не тянешь? — спрашивает мерин. — Я один воз везу.

— Ты мужчина, тебе и везти, — отвечает кобылка. — К тому же ты несправедлив ко мне: посмотри назад — на моей стороне больше груза. С твоего краю хозяин сидит, он легкий, а с моего — толстенная хозяйка.

Вот тут-то и захохотал наш мариец.

— Что ты смеешься? — спрашивает жена.

— Просто так, — отвечает муж, помня наказ царицы змей.

— Нет, ты ответь!

— Да не могу я сказать. Скажу — умру.

— Умри, да скажи. Иначе я с тобой жить не буду. Спрыгну с тарантаса и уйду к родителям.

Бывают же такие глупые жены! Коль втемяшится что в голову — не уймешь, пока своего не добьются.

— Не скажешь? — кричит. — Тогда прощай!

Спрыгнула с тарантаса и пошла назад. А муж не выдержал, окликнул:

— Остановись! Скажу! Будь что будет — скажу. Вот вернемся с базара, ляжем, в постели и скажу.

Продал мариец свой товар, купил корму для лошадей, калач для собаки, пшена для кур, сладости детям, а жене — бухарский платок. Дома раздал подарки. Собаке калач кинул, а она не ест. Подошел петух, принялся клевать калач и спрашивает у собаки:

— Почему ты не ешь?

— Кусок в горло не идет, — отвечает она. — Жаль хозяина, умрет он сегодня.

— Пусть умирает. Нечего жалеть такого человека. С женой не может справиться. У меня их двенадцать, а всех держу в строгости. Взял бы плетку двухвостую, что в амбаре висит, да поучил бы строптивицу уму-разуму.

— Ты прав, петух. Если умрет хозяин, то и дети его с голоду погибнут, и все хозяйство в упадок придет.

Как услышал эти слова пастух, пошел в амбар за плеткой. Обидно ему стало, что петухи смеются над незадачливыми мужьями.

Заходит он в дом, а жена опять:

— Скажи, наконец, отчего ты в пути хохотал?

— Так ты опять спрашиваешь то, о чем мне нельзя говорить! — сказал пастух и грозно взмахнул плеткой.

Как увидела жена плетку, сразу смекнула, что дело-то не шуточное, коль всегда ласковый муж за плетку взялся. И отвечает ему смиренно:

— Прости ты меня неразумную. Никогда больше не буду выспрашивать того, о чем ты говорить не хочешь.

Да простят дети, внуки и правнуки этого марийца за то, что он на жену плетку поднял. Не сделай он этого — погиб бы сам и всех своих потомков погубил.

Так что держите-ка свои секреты при себе.

дной девушке очень замуж хотелось. И года подошли, а никто свататься не едет. Так недолго старой девой остаться. Вот и решила она сама мужа искать. Собралась и пошла.

Идет она, идет, а навстречу Ворон.

— Куда путь держишь, красавица?

— Жениха ищу.

— Не пойдешь ли за меня? Я еще покуда холост.

— А что ты ешь-пьешь? — спрашивает девушка.

— Да в еде я неприхотлив. И в навозе пищу найду.

— Нет, такой жених мне не нужен.

Идет она дальше, а навстречу — Мышь.

— Куда путь держишь, красавица?

— Жениха ищу.

— Не пойдешь ли за меня? Я еще покуда холост.

— А что ты ешь-пьешь?

— Ем я хлеб пшеничный да маслице, блины медом да молоком запиваю.

— Вот ты мне подходишь, — говорит ему девушка. — За тебя пойду замуж.

Сыграли они свадьбу большую и шумную, ведь род мышиный богат и многочисленен. Гуляли три дня и три ночи. На четвертый в баньке помылись и стали жить, как все люди живут: жена у печки хлопочет, а муж пищу да наряды для жены добывает.

Однажды стала она блины печь, но масло вдруг кончилось. Вот и посылает она муженька за маслом. Тот шмыг в амбар и приносит маленький кусочек во рту — все, что осталось. Жена и говорит;

— Что ж ты, милый, так мало принес? Принеси побольше.

Что делать? Решил муж и соседский амбар наведаться по старой привычке. Залез через норку, схватил большой кусок масла и обратно полез. Да застала его за этим делом хозяйка, схватила скалку и прихлопнула.

Ждет-пождет девушка муженька, а его вес нет. Пошла разыскивать.

Вы не видели моего мужа? — спрашивает соседку.

— А каков он из себя?

— У него маленькая головка, маленькие ушки, маленькие глазки и хвостик маленький.

— А не его ли я пристукнула скалкой, когда он в амбар масло воровать залез? Посмотри, вот он лежит.

— Ой, что же вы наделали, беду на мою головушку накликали, моего маленького муженька убили, — запричитала жена. — Да много ли масла он бы унес?

Взяла она мужа, завернула в три блина, понесла в лес и оставила там на большом словом пне. А неподалеку от того места мужик поле пахал. Устал он, проголодался и решил в лес зайти, ягоды лесной отведать. Видит, на пне блины лежат. «Вот и еда, — думает. — Видно сам бог мне послал». Съел блины, водичкой ключевой запил.

Примялся мужик снова пахать. — Но! — кричит на лошадь. А из живота тоненький голосок это же повторяет: — Но!

И такой на мужика страх напал: на что ни посмотрит — всего боится. Прибежал домой и говорит жене: