Автор неизвестен - Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала

Но хотя М'Бам-осел не умеет читать, он все же запомнил и все еще превосходно помнит то немногое, чему его научили.

Первое и самое главное: Ему, ослу, и всем его родичам дарованы такие длинные уши, чтобы слышать все вокруг и прислушиваться друг к другу, даже когда все ослы ревут так, что у других уши глохнут.

И еще.

То, что входит через уши, запоминается куда лучше, и это куда надежнее, чем то, что видят глаза. Ибо уши не ошибаются, а глаза иной раз видят призраки в пустыне.

Вот почему племя М'Бама-осла полагает, что только закоренелые лентяи или недоумки от рождения могут верить, будто полезно и мудро лишь то, что записано в книгах. Племя М'Бама-осла считает, что только общая память может пожинать, обмолачивать, обрушивать, провеивать, собирать и хранить мудрость предков, как пожинает, обмолачивает, обрушивает маис заботливая хозяйка.

Каждое утро М'Бам-осел отправлялся собирать милостыню по домам правоверных. Но когда он входил во дворы на рассвете и будил хозяев своим ревом, испуганные, встрепанные и рассерженные хозяева подавали ему милостыню руганью, пипками, а то и палками по бокам. Так что он редко добывал себе на пропитание.

Зато М'Бам-осел всегда приносил к вечеру больше всех сухих веток и сучьев — даже во время самых сильных ливней. Где он их собирал и связывал в охапки — никто но знал. Но в любое время по вечерам М'Бам-осел приносил свою ношу сухого хвороста в дом Серинь Тхиеро Тородо-марабута, чтобы всегда горел очаг Серинь Тхиеро Тородо на его вечерних уроках и чтобы женам марабута Серинь Тхиеро Тородо всегда хватало дров под котлом с кускусом.

Родичи М'Бама-осла гордились тем, что их юный племянник приносит по вечерам охапки хвороста и сухих веток марабуту, чтобы горел его очаг на вечерних уроках и чтобы жены марабута могли сварить кускус для учителя. Но не только поэтому.

А еще потому, что все они помнили сказания о Кайоре и Баоле, о принцах и королях и о том, как последний из королей обратился в праведную веру. О том, как Лат Диор снизошел до того, что стал называться просто Силмакха Диопом, Слепцом Диопом. И о том, как Силмакха Диоп, словно простой талиб, отправился со всеми своими придворными и приближенными просить милостыню в Рюфиск, на побережье Великого моря.

А рассказ этот особый.

Как смиренные талибы, Дамель Лат Диор Силмакха Диоп и его приближенные собрали в лесу близ Диандера каждый по охапке хвороста. И вот дозорные и стражники рыбачьей деревни увидели, что к ним приближаются не воинственные всадники, увешанные оружием, а жалкие странники, мокрые от пота и покрытые красной пылью. И каждый из них нес вязанку хвороста, кто под мышкой, кто в руках, кто на плече, кто на голове.

И все же старейшины деревни и рыбаки, вернувшиеся с моря, встретили этих странников с почетом и уважением, как в былые времена.

— Добро пожаловать, король Дамель Диор! Благополучия тебе и твоей свите! — приветствовали короля рыбаки и старейшины рыбаков Рюфиска.

— Нет, пет! — поправил их обращенный в праведную веру царственный гость. — Я всего лишь Силмакха Диоп. Всего лишь нищий странник, о братья мои! Ассалам алейкум!

И спутники обращенного в праведную веру короля сложили свои вязанки хвороста вдоль ограды и скромно сели в самых задних рядах правоверных для вечерней молитвы.

Но вот все прочитали молитву и многократно преклонили колени и пропели надлежащие псалмы. Сгустились сумерки, от моря повеяло прохладой. И тогда спутники вновь обращенного короля вдруг вскочили и быстро развязали свои охапки хвороста. Но вовсе не для того, чтобы подкинуть топливо в костры, зажженные на дворах и в хижинах! Из вязанок хвороста они вытащили спрятанные там ружья, и ружья начали громко кашлять порохом и отхаркивать пули.

— Братья мои, рыбаки Рюфиска! — объяснил вновь обращенный король. — Силмакха Диоп пришел к вам за милостыней! Подайте же ему милостыню, еду на пропитание и денег на дорогу! Ночь уже близка, и нам нужно идти дальше.

И тогда спутники вновь обращенного короля при свете костров расстелили на песке свои длинные плащи. И посыпалась на них милостыня для нищего короля: золото, серебро и всевозможные одеяния.

Наверное, из-за этой истории родичи М'Бама-осла уважали и почитали тех, кто хворост собирает и нищенством добывает себе пропитание. Наверное, тоже надеялись когда-нибудь извлечь из вязанки хвороста невиданные богатства.

Так или иначе М'Бам-осел до своей третьей молодости все ходил и ходил в учениках у Серинь Тхиеро Тородо, тукулера, по утрам выпрашивал милостыню себе на пропитание, — иной раз ему везло, но не часто, — а по вечерам приносил учителю вязанки хвороста.

Родители М'Бама-осла не роптали и даже не пытались взять свое дитя из школы Серинь Тхиеро Тородо, марабута тукулера. Не в пример родителям гиены Буки.

А надо сказать, что гиена тоже ходила в ту же самую школу и тоже учила Коран у Серинь Тхиеро Тородо. Но родители Буки рассудили вскоре, что их сыночку не пристало таскать в дом учителя охапки хвороста для вечерних занятий и для кухонного очага жен марабута тукулера, как это делали все другие ученики.

— Из-за этих вязанок хвороста, — говорили они, — у нашего Буки спина прогнется, ноги ослабнут, а зад совсем повиснет до земли!

А главное, родители гиены Буки считали, что арабский язык марабута тукулера, тот самый язык, на котором говорили все марабуты, пришедшие из Футы, годится только для горла, языка и зубов и совсем не годится для носа. А гиены, как известно, издавно гнусавят! Вот они и прицепились:

— Нет, у марабута не настоящий арабский язык. Это не тот арабский, на котором говорят в Медине и Мекке, или в Фесе и Кэруане, или даже в Чингетти и Бутилими. Для нашего гнусавого племени гиен он не подходит!

И вот родители гиены Буки решили отправить своего сыночка на север от Большой реки, в школу марабута мавра шейха Мохаммеда Бейдана. Ибо сказано: свежую, чистую и прозрачную воду найдешь только у истоков в роднике!

Там, в школе марабута мавра, ученикам не приходилось таскать большие и тяжелые вязанки хвороста, потому что в стране песков не было пи лесов, ни кустов, ни старых сухих пней. Да если бы они и смогли где-нибудь собрать тяжелую большую вязанку хвороста, она бы марабуту мавру не понадобилась. Потому что не было у шейха Мохаммеда Бейдана жен и не нужны ему были дрова для очага. Стряпал шейху М'Барик молодой раб-пуронь, и всего-то посуды у него было котелок да чайник.

А что до вечерних занятий, то их у шейха Мохаммеда Бейдана вовсе не было. В той стране без теней дни тянулись долго и дня вполне хватало для чтений и поучений, к великому удовольствию учеников.

Но шейх Мохаммед Бейдан пил чай весь день с утра до ночи, и ученикам его приходилось все же отыскивать и приносить солому, ветки, сучки, а главное — сухой верблюжий помет, чтобы поддерживать огонь под котелком с водой и чайником.