Автор неизвестен - Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала

Фэне-Ложь догадалась о мыслях вождя и его приближенных. И сказала:

— Я согласна оставить твою жену там, где она покоится, если ты мне заплатишь столько же, сколько ты обещал, чтобы я ее оживила.

— Воистину это мудро! — воскликнули хором старейшины. — Лучше и не придумаешь!

Они тоже боялись воскресения старого вождя, которому помогли умереть раньше времени.

— Что ты скажешь, Бур? — спросила вождя Ложь Фэне.

— Ну что ж, — сказал вождь, — пусть мой отец, и отец моего отца, и отцы их отцов покоятся в мире, и моя жена тоже!

Так Фэне-Ложь заполучила половину богатств вождя Бура лишь за то, что не воскресила ни одного покойника.

Впрочем, вождь быстро утешился. Скоро он забыл свою любимицу и взял себе другую молодую жену.

Расхвастался однажды муж перед своей молодой женой:

— Я всех умнее! Я всех хитрее! Даже твоего отца, старого хитреца, если захочу, вокруг пальца обведу.

Рассмеялась жена:

— Куда уж тебе с моим отцом тягаться! Да он своей хитростью на всю округу славился уже тогда, когда даже твоей матери еще на свете не было! Как же ты можешь быть хитрей его?

Не стал муж спорить попусту. Но решил подвергнуть своего хитроумного тестя испытанию.

Как-то раз попросил он жену сходить к отцу в гости. Дал ей пустой калебас и говорит:

— Попроси своего отца наполнить этот калебас наилучшим вином. Только чтобы то вино не было ни пальмовым, ни виноградным, ни местным, ни привозным. А когда он сделает такое вино, пусть меня позовет отведать.

— Хорошо, — сказала жена, взяла пустой калебас и пошла в деревню отца.

Молодой хитрец потирал от радости руки. «Ну, — думал он, — с этим делом старику вовек не справиться!»

Каково же было его изумление, когда на другой же день прибежал из деревни отца гонец с такой вестью:

— Твой тесть велел передать тебе, что вино готово, — ни пальмовое, ни виноградное, ни местное, ни привозное. Но распробовать то чудесное вино может только тот, кто ни женщина и ни мужчина, потому что остальным оно покажется колодезной водой.

Понял молодой хитрец, что старик его перехитрил. И ответил гонцу:

— Скажи моему тестю: «Пусть вино дозреет! Когда родится такое существо, которое сможет это вино распробовать, тогда оно и явится к мудрому отцу моей жены».

Передал гонец это послание тестю. Посмеялся старый хитрец и сказал:

— Вот всегда так! Юнцы думают, что мы, старики, глупы. На самом-то деле все наоборот. Но этот мой зять хотя бы признал мою мудрость!

Никто не знал его имени. Все звали его Даффу-серинь, Дурачок марабута.

Куда бы он ни пошел, к нему повсюду приставали дети:

— Даффу-серинь, расскажи что-нибудь!

— Даффу-серинь, спой что-нибудь!

Даффу-серинь рассказывал и пел. А пел он одну и ту же песенку про гриота М'Бабу, которого за его злой язык похитили воды реки Лапы:

Даффу-серинь был учеником-талибом марабута Серинь-Тэба М'Бай, чья ученость, мудрость, глубокое благочестье и знанья славились по всему Сенегалу от гор на восходе до моря на закате, от северной Большой реки до южных рек. Имя его восхваляли на всех деревенских советах и с почтением произносили во всех мечетях.

Но однажды прославленная мудрость, знаменитая ученость и глубокое благочестие марабута подверглись суровому испытанию.

Случилось это так.

Как-то вечером Серинь Тэба М'Бай сидел в окружении своих учеников-талибов под широким навесом. В середине стоял огромный кувшин-канари, всегда полный свежей воды для омовений и для утоления жажды в полуденный зной. Рядом в очаге с утра до вечера то ярче, то слабее горел огонь, который заботливо поддерживал самый юный ученик. А вокруг очага стояли закопченные чайники, из которых по всей хижине распространялся нежный аромат. Тут же был и Даффу-серинь, который скромно сидел в самом заднем ряду.

И вдруг в деревне послышался глухой шум. Шум все рос и приближался к хижине марабута. И уже слышны были голоса мужчин и вопли женщин, но все их заглушал один хриплый, рокочущий голос, прерываемый звуками резких ударов.

— Это Пуло-Кангадо! Безумный пастух!

Жители деревни, те, кто бывал в чужих краях, сразу узнали Пуло-Кангадо, который шел по деревне, размахивая руками и громко разговаривая сам с собой. Узнали его и те, кто ни разу не видел.

Безумный пастух был одет, как в те времена, когда он еще водил свои стада на далекие пастбища. Его рваное бубу из грубого холста было перехвачено широким кожаным поясом. В правой руке он держал здоровенную дубину, а в левой — длинное тяжелое копье, и на левом бедре у него висел страшный тесак, которым он когда-то срубал колючие ветки для своих бесчисленных коз. С этим оружием он не устрашился бы выйти и против льва.

Многие из деревенских жителей, — те, кто бывал в чужих краях и кто не бывал, — слышали, будто Пуло, утративший разум пастух из племени пёль, странствует теперь из края в край и, как смиреннейший из талибов, обращается к святым марабутам, собирая крохи их мудрости. Но еще люди слышали, будто Пуло-Кангадо задает странные вопросы, и многие из марабутов, не в силах ему ответить, молча глотают стыд.

И вот Пуло-Кангадо, Безумный пастух, шел по деревне, восклицая:

— Я хочу видеть вашего марабута!

— Скажи нам сначала какую-нибудь непреложную истину! — ответил ему кто-то из крестьян. — Тогда мы отведем тебя к нашему Серинь Тэба М'Бай.

— Слушайте! Вот истина, никем еще не высказанная: «Все, что внове, может радовать сердце, и лишь одно — никогда!»

— Что же это? Что? Скажи нам, Безумный пастух!

— Смерть! — презрительно бросил им Пуло-Кангадо, вошел в хижину великого марабута и встал между кувшином-канари с прохладной водой и очагом, где рдели уголья.

— Ассалам алейкум! — провозгласил он, прервав рассуждения почтенного марабута.

— Алейкум ассалам, — ответил вместе со своими учениками Серинь Тэба М'Бай. А затем спросил:

— Чего ты хочешь, человек?

— О, совсем немногого, почтенный учитель! Я уже имею то, чего нет у бога, и одарен способностью, которой пет у бога.

Ученый марабут склонил голову, и все его талибы в ужасе уставились на великана-пастуха, который возвышался над ними, как над карликами. Заостренный орлиный нос его и обтянутые кожей ребра лоснились при свете пылающих угольев, и багровый отсвет играл на лезвии его меча. Пуло-Кангадо стоял и ждал, сжимая в одной руке копье и палицу.

Медленно, с трудом поднял марабут голову, словно маленькая белая шапочка пригибала его книзу, как тяжелая чалма.

— Что же есть у тебя, человек, чего нет у господа бога нашего, да прославится имя его? — вопросил он.