Марк Ватагин - Сказки народов России

Далеко была стая, но мать услышала эти слова и говорит Кисумтальхану:

— Плачет наш бедный гусёнок. Ему так холодно одному! Я вернусь. Пусть я замёрзну вместе с ним.

Стая опять вернулась. В тот день падал первый снежок.

Гусёнок сказал:

— Зачем из-за меня вернулись? Мне вы не поможете… А с севера наступают холода.

Гусь Кисумтальхан сказал:

— Завтра улетим, иначе все замёрзнут.

Мать говорит гусёнку:

— Живёт в наших краях добрый волшебник, бессмертный ворон Кутх. Есть у него сын Эмемкут и дочь Синаневт. Я надеюсь, они не дадут тебе погибнуть, они возьмут тебя к себе, ты перезимуешь у них в тёплом доме. Но берегись того, кто одет в яркую рыжую шубку! Запомни, верить ему нельзя.

Наутро в третий раз поднялись гуси. Гусёнок долго терпел, не плакал, но не выдержал и опять заплакал-запел:

Далеко была стая, до матери эти слова едва долетели. Она сказала:

— Холодно нашему сыну.

Но гуси больше не вернулись.

Прибежала к озеру лиса, увидела гусёнка и говорит:

— Кто это так громко плачет? Оставили гусёнка одного? Иди ко мне, будешь моим сыночком, будем жить вместе.

Но гусёнок помнил, что сказала мать: рыжей шубке верить нельзя. И он сказал:

— Нет, я к тебе не пойду.

— Почему не пойдёшь?

— Я тебе не верю.

— Глупый гусёнок, — говорит лиса, — у меня в тёплом доме тебе будет так хорошо! Я припасла много вкусной еды.

— Это неправда, — говорит гусёнок, — ты хочешь меня съесть.

— Ах вот ты как! — рассердилась лиса. — Ну не уйдёшь, я всё равно тебя съем!

— Как ты до меня доберёшься? — спросил гусёнок. — Я ведь плаваю в воде.

— Скоро озеро замёрзнет, — говорит лиса, — вот я до тебя и доберусь.

Ушла лиса. Гусёнок думает: «Скоро вода замёрзнет. И лиса меня съест».

И тут к озеру пришёл ворон Эмемкут, сын бессмертного Кутха. Он закричал:

— Гусёнок! Почему ты здесь один? Ты ведь замёрзнешь! Иди ко мне жить, будешь моим сыном.

Гусёнок подплыл к берегу. Эмемкут отнёс его домой.

Добрый ворон Эмемкут и его сестра Синаневт накормили и отогрели гостя.

Всю зиму бескрылый гусёнок прожил у них в тёплом доме. Близилась весна. Скоро должны были вернуться гусиные стаи. Стали вороны думать, как бы сделать гусёнку крылья. Синаневт, сестра Эмемкута, была большой искусницей, большой рукодельницей. Она смастерила крылья из веток и травы. Гусёнок попробовал на них полетать.

— Ну как? — спросила Синаневт.

— Хорошие крылья, — сказал гусёнок, — на них можно летать, но только не высоко и не далеко. Нужны крылья побольше.

Синаневт сделала крылья побольше. Уже и весна пришла. Начали птицы возвращаться в родные края. Синаневт говорит:

— Теперь лети, встречай свою стаю, встречай родителей.

Полетел гусёнок навстречу птичьим стаям. Вот летят гуси.

— Где гусь Кисумтальхан, где его стая? — спрашивает он.

— Они летят за нами, — отвечают гуси. — Завтра будут здесь.

Обрадовался гусёнок, вернулся домой, рассказал обо всём Эмемкуту и его сестре Синаневт.

Назавтра Синаневт подняла его до света:

— Лети встречать свою стаю.

Гусёнок на больших крыльях быстро полетел, высоко полетел. И вот навстречу — родная стая! Гусёнок увидел родителей, так обрадовался! А они его сначала и не узнали. Потом спросили:

— Кто тебя приютил? Где ты перезимовал?

Гусёнок говорит:

— Меня приютили в о роны Эмемкут и Синаневт. Всю зиму я прожил у них в тёплом доме, ел их еду. Искусница Синаневт сделала мне крылья.

Гусь Кисумтальхан и гусыня прилетели в дом к Эмемкуту. Они принесли угощения и сказали:

— Спасибо вам, Эмемкут и Синаневт, вы спасли нашего сына. Мы хотим отдать его вам в работники.

Синаневт говорит:

— Он — гусь и должен жить среди гусей. Пусть он живёт с вами. А нам ничего не надо, мы рады, что он жив.

Гуси поклонились воронам, взяли сына и улетели.

Рад был гусёнок, что встретил родителей, что снова живёт в стае, что может летать.

Хорошо гуси летом жили. Тепло было, много было корму. За лето у гусёнка выросли настоящие большие крылья. А когда пришла осень, он вместе со всеми гусями улетел на юг.

Жили-были ворон Кутх и жена его Мити. Были у них сыновья Эмемкут и Сисильхан. Были у них дочери Синаневт и Сирим. Брат Эмемкут и сестра Синаневт были работящими, старательными, всё у них ладилось. А Сисильхан и Сирим любили пожирней поесть да подольше поспать, а работать не любили. Сестра Сирим хоть работать не любила, замуж хотела, да никто её не брал.

Однажды с утра Эмемкут с сестрой Синаневт сели за работу. Эмемкут говорит:

— Я буду делать стрелы, а ты вышивай. Прилежно вышивай, на меня не смотри. Если посмотришь, стрела у меня сломается.

Начали работать. Синаневт не смотрит на Эмемкута. Хорошо идёт у них работа. Но вот Синаневт не выдержала и искоса глянула на брата. Стрела у него тут же сломалась. Эмемкут рассердился:

— Из-за тебя я сломал стрелу! Уходи в лес, чтобы я тебя не видел!

Заплакала Синаневт, ушла в лес. Подошла к озеру, села на бугорок, плачет. А села она, оказывается, на землянку, где жили медведи. Дома были две сестры-медведицы. Младшая говорит:

— Кажется, дождь пошёл.

Это она слёзы Синаневт за дождь приняла. Старшая ей говорит:

— Занеси скорей постели в дом, а то намокнут.

Младшая вышла, посмотрела, вернулась. Говорит старшей медведице:

— Это не дождь, это девушка плачет.

— Пусть войдёт, — говорит старшая.

Синаневт вошла. Девушки-медведицы шепчутся:

— Давай испытаем, какая у неё душа, добрая или злая.

Они загасили очаг, так загасили, что он сильно задымил. В землянке дыму полно, дым глаза ест. Синаневт тихо сидит, ни слова не говорит.

Девушки-медведицы шепчутся:

— Нет, она не злая.

— Она терпеливая!

Потом одна из них говорит:

— Сейчас мы тебя, милая девушка, угостим.

Другая принесла на ракушечке комочек жирку с полноготка и боковинку рыбьего малька. Синаневт опять ничего не сказала. Медведица, которая принесла еду, говорит:

— Закрой глаза, начинай есть.

Синаневт закрыла глаза, хотела взять комочек, жирку — рука по локоть в жир погрузилась! Опять Синаневт ничего не сказала. Поела. Сёстры говорят:

— Эта девушка добродушная. Теперь испытаем, работящая ли она.

Они дали ей починить торбаса. [117] Торбас а — высокие сапоги из шкур. Синаневт хорошо починила. Сёстры и не видели никогда такой чистой работы. Так пришито — швов не видно! Они взяли торбаса и говорят: