Джоэль Харрис - Литературные сказки и легенды Америки

…Тут дядюшка Римус замолчал и стал вынимать из золы картошку.

— Старый Лис съел Братца Кролика? — спросил мальчик дядюшку Римуса.

— А кто их знает, — ответил старик. — Сказка-то кончена. Кто говорит — Братец Медведь пришел, его выручил, а кто говорит — нет. Слышишь, мама зовет тебя. Беги, дружок.

— Как-то ночью, — сказал дядюшка Римус, посадив мальчика к себе на колени и задумчиво поглаживая его по волосам, — как-то ночью Братец Опоссум зашел к Братцу Еноту; опростали они большую миску тушеной моркови, выкурили по сигаре, а потом отправились погулять, посмотреть, как поживают соседи. Братец Енот — все трусцой да трусцой, Братец Опоссум — вприскочку да вприпрыжку. Опоссум до отвала наелся фиников, а Енот наглотался вволю лягушек и головастиков.

Гуляли они, гуляли. Вдруг слышат — где-то в лесу сама с собой толкует собака.

— Вдруг она кинется на нас, Братец Опоссум. Что мы будем делать? — спросил Енот.

Опоссум только усмехнулся:

— Ну уж я не дам тебя в обиду, Братец Енот. А ты что будешь делать?

— Кто? Я? — сказал Енот. — Пусть попробует сунется только — все ребра пересчитаю!

А собака увидала их и не стала тратить времени зря. Она и здороваться не стала. Прямо кинулась на них — и все тут.

Братец Опоссум в ту же минуту осклабился, рот до ушей, и кувырнулся на спину, будто мертвый.

А Енот — тот мастер был драться. Подмял под себя собаку и ну трепать. Правду сказать, от собаки не много осталось, а то, что осталось, вырвалось — и наутек, в самую чащу, будто кто пальнул из ружья.

Вот Братец Енот привел свой костюм в порядок, встряхнулся, а Братец Опоссум все лежит как мертвый. Потом осторожно привстал, огляделся да как бросится бежать, только пятки засверкали.

В другой раз, как повстречались Опоссум и Енот, говорит Опоссум:

— Здравствуй, Братец Енот! Как поживаешь?

Но Енот — руки в карманы, здороваться не хочет.

— Ты что ж это нос воротишь, Братец Енот? — спрашивает Опоссум.

— Я с трусами и разговаривать не хочу, — отвечает Енот. — Ступай своей дорогой!

Опоссум разобиделся — страх.

— Кто ж это трус, нельзя ли узнать?

— Да ты, конечно, — говорит Енот. — Очень нужны мне такие приятели, что кидаются на спину и строят из себя мертвых, чуть дело дойдет до драки!

Опоссум, как услышал эти слова, ну смеяться, ну хохотать.

— Неужто ты думаешь, Братец Енот, что я со страху? Не думаешь ли ты, что я испугался несчастного пса? И чего мне было бояться? Я ведь отлично знал, что, если я не слажу с этой собакой, ты-то задашь ей жару. Да я просто лежал и смотрел, как ты треплешь ее, и ждал, когда придет мой черед позабавиться.

Но Енот только нос наморщил:

— Рассказывай сказки, Братец Опоссум. Как дотронулась до тебя собака, ты сразу кувырнулся и прикинулся мертвым.

— Так ведь я говорю тебе, Братец Енот, что это совсем не от страху. Я одной только вещи и боюсь на свете — это щекотки. А когда эта собака ткнулась носом мне в ребра, я рассмеялся, и так разобрал меня смех, что вот не шелохнуть ни рукой, ни ногой! Конечно, ее счастье, что я боюсь щекотки, а то еще минута — и я разорвал бы ее в клочья. Драки я не боюсь никакой, Братец Енот, но щекотка — это дело другое. С кем угодно согласен я драться, только — чур — без щекотки.

— Вот с того самого дня, — продолжал дядюшка Римус, глядя, как завивается в кольца дымок из трубки, — и до сих пор так боится щекотки Братец Опоссум: тронь его только между ребер — кидается на спину и хохочет до упаду, так что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой.

— Дядюшка Римус, — спросил Джоэль вечером, когда старик как будто ничем не был занят, — скажи, когда Лис поймал Кролика Чучелком, он не убил его и не съел?

— Разве ж я не рассказывал тебе об этом, дружок? Ну да, я ведь сонный был, и в голове у меня все спуталось, и мама как раз позвала тебя. О чем же мы тогда толковали? Помню, помню. Ты, никак, и глазки уже трешь? Нет, плакать по Братцу Кролику погоди. Даром, что ли, он был такой шустрый? Ты послушай, что дальше будет.

Приклеился, значит, Братец Кролик к Чучелку, а Старый Лис ну кататься по земле, ну хохотать. А потом говорит:

— Сдается мне, Братец Кролик, на этот раз я тебя поймал. Может, я и ошибаюсь, но кажется мне, что поймал. Ты все тут скакал и потешался надо мной, но теперь конец твоим шуткам. И кто просил тебя лезть не в свое дело? И зачем сдалось тебе это Чучелко? И кто это прилепил тебя к нему? Никто, никто в целом свете! Никто не просил тебя, а просто ты сам взял и влепился в Чучелко! И сам ты во всем виноват, Братец Кролик! Так и надо тебе, так и будешь сидеть, пока я наберу хворосту и не зажгу его, потому что я, конечно, зажарю тебя сегодня, Братец Кролик.

Так сказал Старый Лис.

А Кролик отвечает так смирно, послушно:

— Делай со мной, что хочешь, Братец Лис, только, пожалуйста, не вздумай бросить меня в этот терновый куст. Жарь меня, как хочешь, Братец Лис, только не бросай меня в этот терновый куст.

— Пожалуй, слишком много возни с костром, — говорит Лис. — Пожалуй, я лучше повешу тебя, Братец Кролик.

— Вешай, как хочешь высоко, Братец Лис, — говорит Кролик, — только бы ты не вздумал бросить меня в этот терновый куст.

— Веревки-то у меня нет, — говорит Лис, — так что, пожалуй, я утоплю тебя.

— Топи меня так глубоко, как хочешь, Братец Лис, — говорит Кролик, — только не бросай меня в этот терновый куст.

Но Братец Лис хотел расправиться с Кроликом покрепче.

— Ну, — говорит, — раз ты боишься, как раз и брошу тебя в терновый куст.

— Где тебе! — говорит Братец Кролик. — С Чучелком-то я слишком тяжел, не добросишь.

Схватил Лис Кролика за уши да как тряхнет! Отклеилось, упало Чучелко.

— А вот и доброшу, — говорит Лис.

Как размахнется, как бросит Кролика в середку тернового куста, даже треск пошел. Встал Лис на задние лапы, смотрит, что будет с Кроликом. Вдруг слышит — кличет его кто-то. Глядь — там, на пригорке, Братец Кролик на бревнышке, нога на ногу, сидит-поживает, смолу из шерсти вычесывает щепкой.

Понял тут Лис, что опять остался в дураках. А Братцу Кролику позлить его охота, он и кричит:

— Терновый куст — мой дом родной, Братец Лис! Терновый куст — мой дом родной!

Вскочил и пропал, как сверчок в золе.