Татьяна Ахметова - Озорные стихи (Устами народа-2) - 1997

Но эта Гименея жрица,
Преклонных лет уже девица,
Свершая брачные дела,
И сводней ловкою была.

Иной купчихе, бабе сдобной,
Живущей с мужем-стариком,
Устроит Марковна удобно
Свиданье с еблею тайком.

Иль по какой другой причине
Свою жену муж не ебет,
Та затоскует по мужчине —
И ей Матрена хуй найдет.

Иная в праздности тоскуя,
Захочет для забавы хуя —
Моя Матрена тут как тут,
Глядишь, бабенку уж ебут.

Порой с мужчиной входит в сделку
Иной захочет гастроном
Свой хуй полакомить — и целку
К нему ведет Матрена в дом.

И вот за этой, всему свету
Известной сводней, вечерком
Вдова отправила карету
И ждет Матрену за чайком.

Вошедши, сводня помолилась,
На образ истово крестясь,
Хозяйке чинно поклонилась
И так промолвила, садясь:

— Зачем прислала, дорогая?
Иль до меня нужда какая?
Изволь: хоть душу заложу,
А для тебя уж удружу.

Не надо ль женишка? — спроворю.
Аль просто чешется манда —
И в этом разе я всегда
Могу помочь такому горю.

Без ебли, милая, зачахнешь,
И жизнь-то будет не мила!
А для тебя я припасла
Такого ебаря, что ахнешь!

— Спасибо, Марковна, на слове.
Хоть ебарь твой и наготове,
Но пригодится он едва ль,
Трудов твоих мне только жаль!

Мне нужен крепкий хуй, здоровый,
Не меньше как восьмивершковый,
Я малому не дам хую
Посуду пакостить мою.

Матрена табачку нюхнула,
О чем-то тяжело вздохнула
И, помолчав минуты две,
На это молвила вдове:

— Трудненько, милая, трудненько,
Такую подыскать елду;
С восьми вершоков ты сбавь маленько,
Поменьше, может, и найду.

Есть у меня тут на примете
Один мужчина, ей-же-ей,
Не отыскать на целом свете
Такого хуя и мудей.

Я, грешница, сама смотрела
Намедни хуй исподтишка
И, увидавши, обомлела:
Как есть пожарная кишка.

У жеребца и то короче.
Такой елдой не баб тешить,
А — будь то сказано не к ночи! —
Лишь впору ей чертей глушить.

Собою видный и дородный,
Тебе, красавица, под стать,
Происхожденьем благородный,
Лука Мудищев — его звать.

Но вот беда: теперь Лукашка
Сидит без брюк и без сапог;
Все пропил в кабаке, бедняжка,
Как есть до самых до порток.

Вдова в томлении внимала
Рассказам сводни о Луке
И сладость ебли предвкушала
В мечтах о длинном елдаке.

Не в силах побороть волненья,
Она к Матрене подошла
И со слезами умиленья
Ее в объятья приняла.

— Матрена, сваха дорогая,
Будь для меня ты мать родная,
Луку Мудищева найди
И поскорее приведи.

Дам денег, сколько ты захочешь,
А ты сама уж похлопочешь
Одеть приличнее Луку
И быть с ним завтра ввечеру.

— Изволь, голубка, непременно
К нему я завтра же пойду
И, нарядивши преотменно,
К тебе немедля приведу.

И вот две радужных бумажки
Вдова выносит ей в руке
И просит сводню без оттяжки
Сходить немедленно к Луке.

Походкой быстрой, семенящей
Матрена скрылася за дверь,
И вот вдова моя теперь
В мечтах о ебле предстоящей.

Лука Мудищев был дородный
Мужчина лет так сорока.
Жил вечно пьяный и голодный
В каморке возле кабака.

В придачу к бедности мизерной
Еще имел он, на беду,
Величины неимоверной
Семивершковую елду.

Ни молодая, ни старуха,
Ни блядь, ни девка-потаскуха,
Узрев такую благодать,
Ему не соглашалась дать.

Хотите — нет, хотите — верьте,
А про него носился слух,
Что он елдой своей до смерти
Заеб каких-то барынь двух.

И вот, совсем любви не зная,
Он одинок на свете жил
И, хуй свой длинный проклиная,
Тоску-печаль в вине топил.

Но тут позвольте отступленье
Мне сделать с этой же строки,
Чтоб дать вам вкратце поясненье
О роде-племени Луки.

Тот род Мудищевых был древний,
И предки бедного Луки
Имели вотчины, деревни
И пребольшие елдаки.

Из поколенья в поколенье
Передавались те хуи,
Как бы отцов благословенье*
Как бы наследие семьи.

Один Мудищев был Порфирий,
При Грозном службу свою нес
И, поднимая хуем гири,
Смешил царя порой до слез.

Покорный Грозного веленью,
Елдой своей без затрудненья
Он убивал с размаху вдруг
В опале бывших царских слуг.

Благодаря своей машине
При матушке Екатерине
Был в случае Мудищев Лев,
Красавец генерал-аншеф.

Сказать по правде, дураками
Всегда Мудищевы слыли,
Зато большими елдаками
Они похвастаться могли.

Свои именья, капиталы
Спустил Луки распутный дед,
И мой Мудищев, бедный малый,
Был нищим с самых юных лет.

Судьбою не был он балуем,
И про Луку сказал бы я:
Судьба его снабдила хуем,
Не давши больше ни хуя.

Настал и вечер дня другого,
Купчиха гостя дорогого
В гостиной с нетерпеньем ждет,
А время медленно идет.

Под вечерок она в пахучей
Подмылась розовой воде
И смазала на всякий случай
Губной помадою в пизде.

Хоть всякий хуй ей не был страшен,
Но тем не менее в виду
Такого хуя, как Лукашин,
Она боялась за пизду.

Но — чу! — звонок. Она вздрогнула,
Прошло еще минуты две —
И вот является к вдове
Желанный гость. Она взглянула:

Пред ней стоял, склоняся фасом,
Дородный, видный господин
И произнес пропойным басом:
— Лука Мудищев, дворянин.

Одет в сюртук щеголеватый,
Причесан, тщательно обрит,
Он вид имел молодцеватый —
Не пьян, но водкою разит.

— Весьма приятно; я так много
О вашем слышала… — Вдова
Как бы смутилася немного
Сказать последние слова.

— Да-с, это точно-с, похвалиться
Могу моим… Но, впрочем, вам
Самим бы лучше убедиться,
Чем доверять чужим словам.

И, продолжая в том же смысле,
Уселись рядышком болтать,
Но лишь одной держались мысли —
Скорей бы еблю начинать.

Чтоб не мешать беседе томной,
Нашла Матрена уголок,
Уселась там тихонько, скромно
И принялась вязать чулок.

Так, находясь вдвоем с Лукою,
Не в силах снесть Тантала мук,
Полезла вдовушка рукою
В прорез его суконных брюк.

И от ее прикосновенья
Хуй у Луки воспрянул вмиг,
Как храбрый воин пред сраженьем,
Могуч, и грозен, и велик.