Джеймс Роллинс - Последний оракул

Хотя Элизабет и понимала, почему профессор вел себя подобным образом в прошлом, и видела международную угрозу, возникшую теперь, она не могла заставить себя простить его – ни за смерть отца, ни за то, что Мастерсон стал причиной их пленения. Она устала от секретов – и отцовских, и этого человека.

Когда они уже приближались к перекрестку, из какого-то подъезда вышли двое русских солдат. Один из них поднял автомат и гаркнул по-русски:

– Кто вы?

– Позвольте мне, – сказал Мастерсон и сделал знак Розауро и Луке, давая им понять, чтобы они не доставали оружие. Затем, поправив свою белую панаму и тяжело опираясь на трость, профессор вышел вперед. – Доброе утро, – сказал он на русском языке.

Мастерсон бегло говорил по-русски. Единственное, что поняла Элизабет, были слова «Лондон тайме». Должно быть, Мастерсон пытался выдать их за журналистов, приехавших для освещения церемонии.

Солдат опустил оружие.

– Так вы англичане?

Мастерсон кивнул с широкой и немного смущенной улыбкой.

– Вы говорите по-английски? Прекрасно! Мы, видите ли, заблудились и не можем найти дорогу в гостиницу «Полисся». Если вас не затруднит, не могли бы вы проводить нас туда?

Судя по тому, как недоуменно вздернули брови солдаты, они не до конца поняли тираду старика. Мастерсон использовал их скверное знание английского для того, чтобы заставить их нервничать и отвлечь от возможных расспросов.

Однако солдат с автоматом уловил главное.

– Гостиница «Полисся»? – переспросил он.

– Да. Вот ведь славный малый! Отведете нас туда?

Двое русских обменялись несколькими быстрыми фразами. Затем один пожал плечами, а второй повернулся и кивнул.

Позади них, нарушая тишину мертвого города, послышалось рычание мотоциклетного мотора. Ниже по улице, с той стороны, где находилась тюрьма, на дорогу вылетел мотоцикл с коляской и работающим синим проблесковым маячком. В нем находились двое солдат. Они обнаружены! Послышались выкрики на русском.

Двое солдат, стоявших перед ними, замерли и напряглись.

– У нас проблемы, – проговорил Мастерсон и толкнул Элизабет вперед от себя. – Бегите!

Розауро развернулась на каблуках и ударила ближайшего к ней солдата в лицо. Хрустнула кость, и он неуклюже упал на спину. Второй поднял автомат, но Лука оказался быстрее в обращении с пистолетом. Из плеча солдата хлынула кровь. Раненого развернуло, словно его лягнул мул, но он успел нажать на спусковой крючок, и автомат разразился злобным лаем, посылая пули в их сторону.

Мастерсон прикрыл собой Элизабет, а Розауро и Лука упали плашмя на асфальт. Профессор навалился на Элизабет и заставил ее опуститься на колени, а затем лечь. Сам он повалился на нее. Пистолет Луки рявкнул еще раз, и автоматная стрельба прекратилась.

Когда Мастерсон лежал на Элизабет, она чувствовала, как по его телу колотят пули. Теперь он перекатился в сторону, но даже не попытался подняться. Из-под его тела вытекала кровь.

– Хейден!

Он слабо махнул рукой.

– Уходите…

Мотоцикл тарахтел все ближе и ближе.

Розауро сильным рывком заставила Элизабет подняться на ноги.

Лука выстрелил по мотоциклу, но тот вильнул в сторону, за ржавые машины и горы битого кирпича. Солдат, сидевший в коляске, ответил автоматной очередью, и пули выбили искры из асфальта возле их ног.

– Прости меня, Элизабет, – снова прошептал Мастерсон, на его губах пузырилась кровь.

– Хейден…

Она прикрыла ладонью его рот, не в состоянии найти подходящие слова, чтобы поблагодарить и простить его.

Однако старик все прочитал в ее глазах, и уголки его рта раздвинулись в едва заметной улыбке.

– Иди… – сказал он и закрыл глаза.

Розауро потащила ее по улице, к следующему перекрестку. Лука стрелял на бегу, выставив руку с оружием назад. Наконец затвор пистолета остановился в открытом положении, сигнализируя о том, что кончились патроны. Вслед им летели автоматные очереди.

Розауро бежала первой, придерживаясь края дороги, чтобы между ними и преследователями постоянно находились какие-то стоявшие вдоль тротуара брошенные машины.

– Поворачиваем за угол! – крикнула она.

Но делать этого им не пришлось.

Элизабет обернулась назад. Когда мотоцикл лавировал, объезжая лежавшие на мостовой тела, Мастерсон из последних сил перекатился и сунул свою трость в его переднее колесо. Задняя часть мотоцикла взлетела в воздух, он сделал сальто, рухнул кверху колесами и заскользил по грубому асфальту, оставляя за собой кровавый след.

– Скорее! – прикрикнула на своих спутников Розауро.

К счастью, из-за рева мотоциклетного двигателя вряд ли кто-то слышал стрельбу, но им все равно нужно было как можно скорее уходить отсюда.

Дойдя до перекрестка, они свернули налево. На расстоянии в полмили от них стояло, переливаясь огнями, светлое, недавно перекрашенное здание отеля. У тротуара поджидали своих пассажиров несколько сияющих черных лимузинов.

Они поспешили в том направлении. Лука отбросил бесполезный теперь пистолет. Задержавшись на несколько секунд, они отряхнули с одежды пыль и постарались хотя бы немного привести ее в божеский вид. Приблизившись к отелю, они замедлили шаг и пошли спокойной, уверенной походкой, всем своим видом показывая, что являются постояльцами этого достойного заведения. Впрочем, как оказалось, в этом не было особой нужды. Отель был практически пуст, и только двое водителей, скучая, слонялись в вестибюле. За стойкой регистрации работали несколько служащих, а все остальные, судя по всему, отправились на церемонию.

Розауро подошла к стойке.

– Есть ли здесь телефон, которым мы могли бы воспользоваться? Мы… Мы из «Нью-Йорк тайме».

– Пройдите в комнату для прессы, – проговорил на ужасном английском языке молодой человек с усталыми глазами. – Она вон там, – добавил он, указав на одну из дверей, выходящих в вестибюль.

– Спасибо, – поблагодарила его на русском Розауро.

Они вошли в указанную дверь. Помещение было квадратным, с низкой стойкой, тянувшейся по периметру всей комнаты. На столе в центре комнаты возвышалась целая гора различных канцелярских принадлежностей: пачки бумаги, блокноты, ручки, степлеры. Но внимание Элизабет привлекло другое – две дюжины черных телефонных аппаратов, расставленных на стойке вдоль стен.

Розауро подошла к одному из них, сняла трубку и, услышав гудок, удовлетворенно кивнула. Набирая номер, она сказала:

– Я проинформирую о происходящем наше центральное командование. Они сообщат кому надо, и будет отдан приказ об эвакуации.

Элизабет без сил опустилась на ближайший к ней стул. Однако покой не снизошел на нее. Ее начало трясти, и она ничего не могла с собой поделать. Смерть Мастерсона что-то сломала внутри ее. По ее щекам потекли слезы. Она оплакивала одновременно и профессора, и своего отца.