Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)

Я вернулся к святилищу и оставил зайца на столе приношений, чтобы его могли отыскать жрецы. Мрак уныния рассеялся, и мне захотелось поесть, выпить вина и оказаться среди людей.

Невзирая на спешку, я порядком запоздал; дед, поглядев в мою сторону, поднял брови, и я заметил, что кифаред [28]уже приступил к еде. Я отправился в дальний конец стола, где он сидел среди знати, и мне позволили сесть возле него.

Это был муж средних лет, смуглый и худощавый, с глубоко посаженными глазами и тонкими губами. Он рассказал мне, что явился из Фракии, где служил в святилище Аполлона. Бог запретил ему вкушать мясо и крепкие вина, и кифаред ограничился зеленью и сыром, не излишествуя ни в том ни в другом, потому что намеревался петь. Его отливающее золотом одеяние, сложенное, лежало поблизости на скамье, и музыкант сидел за столом, завернувшись в чистое белое полотно. Тихий муж, словно ремесленник, рассуждавший о своем деле, как и многие сказители, частью крови своей был обязан береговому народу.

За едой мы беседовали о том, как надлежит делать лиру: как выбирать черепаховый панцирь, натягивать поющую шкуру, как вставлять рога. Лира, сделанная мной после того разговора, оказалась настолько хорошей, что я пользуюсь ею до сих пор. Потом со столов убрали, слуги отерли нам руки отжатыми полотенцами, прежде намочив их в горячей мятной воде; вошла моя мать и заняла свое место в кресле возле колонны. Судя по тому, как приветствовала она кифареда, можно было понять, что он уже пел для нее наверху.

Слуги спустились в зал, чтобы поесть и послушать; дед приказал поднести сказителю его кифару и предложил начинать.

Тот надел на себя синие облачения; украшавшие ткань крошечные золотые солнца в свете факелов вспыхивали огнем. Затем углубился в себя; я остановил молодежь, пытавшуюся заговорить с ним; перед нами был мастер, я понял это уже по тому, что он не стал есть в певческом облачении. И едва он прикоснулся к струнам, все притихло вокруг, лишь чесался блохастый пес.

Музыкант начал песнь о Микенах: о том, как Агамемнон, [29]первый верховный царь, отнял у берегового народа этот край и женился на его царице. Однако пока муж воевал, жена возвратилась к старой вере и выбрала другого царя; а когда ее господин вернулся домой, принесла его в жертву богам, не испросив его согласия. Их сын, укрытый эллинами, стал мужем, вернулся, чтобы восстановить поклонение небесным богам и отомстить за убитого. Но старая вера, в которой нет ничего более святого, чем мать, была у него в крови, и, совершив правосудие, он обезумел от ужаса, [30]и дочери Ночи преследовали его по всему миру. Наконец, едва ли не мертвый, он припал к порогу Аполлона, губителя тьмы. И бог шагнул вперед, поднял руку. Преследовательницы взвыли, как собаки, у которых отняли добычу, и земля поглотила их, освобождая молодого царя. Жуткая была повесть, почти невыносимая, если бы не конец ее.

Когда он закончил, грохот кубков о стол, должно быть, слышали даже в нижнем селении. Тут мать моя сделала знак, что хочет сказать свое слово:

– Дорогой отец, сегодняшним вечером все мы будем гордиться перед теми, кого здесь не было. А теперь, пока певец охлаждает свое горло напитком, не попросишь ли ты его присесть с нами и поведать о своих странствиях. Я слыхала, что он изведал мир до его пределов.

Конечно же, дед согласился, и кресло сказителя передвинули. Я тоже отправился во главу стола, и мне поставили стул возле колен матери. Сказитель опустошил кубок, и после надлежащих похвал мать спросила, куда лежала его самая долгая дорога.

– Без всяких сомнений, повелительница, – отвечал он, – это было путешествие в землю гипербореев, [31]я предпринял его два года назад. Край этот лежит на север и запад за столбами Геракла, в том зеленом безбрежном море, что поглотило Атлантиду. Аполлон – бог-хранитель гипербореев. В том году они возвели второе кольцо вокруг его великого святилища. [32]Я пел рабочую песню, а они поднимали каменные столбы.

– Какая же земля, – спросил я, – лежит за спиной северного ветра?

– Это остров, он покрыт лесами, и дожди хранят его зелень, – отвечал он. – Строят там на вершинах холмов и возвышенностях, где не опасны враги и дикие звери. Великая земля для певцов и жрецов Аполлона, стремящихся познать тайны своего бога. И сам я, как жрец, был счастлив там побывать. Фракия – моя родная земля, но бог велит мне скитаться. И его оракул, услышанный мною на Делосе, [33]послал меня в этот путь. Я должен был петь богу, когда по Янтарному пути на юг пришли посланцы с дарами. Верховный царь гипербореев послал их, чтобы сообщить, какую работу задумал он, и попросить прислать жреца из Делоса, сердца всех поклоняющихся Пеану, средоточия Киклад [34]и всего мира. Обратились к оракулу в горной пещере, и он поведал, что должно послать фракийца-певца. [35]Так я был избран.

Он рассказал нам о своем путешествии, холоде, бурях и опасностях. Ветер унес их судно на север от острова; там корабль едва проскочил между двух белых, как хрусталь, плавучих скал, едва не раздавивших его; на одной из скал восседало чудище о семи песьих головах на змеиных шеях.

Я поглядел на деда; улучив мгновение, когда певец отвернулся, он подмигнул мне.

«Все-таки, – говорил его взгляд, – наш гость не стал бы клясться в этом».

Мать моя спросила:

– А каким они построили святилище Аполлона?

– Как принято в тех краях – в виде круга стоячих камней с поперечинами наверху. Внутренний круг воздвигнут в незапамятные времена. Он – символ тайн Аполлона. Там жрецы посвятили меня в малые мистерии, и мне открылось такое, чего не узнать в наших краях за всю свою жизнь.

– Поскольку раскрывать эти тайны нельзя, – проговорила моя мать, – поведай нам о сооружении.

– Оно достойно титанов. Эти люди вырубили из камня грубоотесанные блоки величиной с дом бедняка и доставили их за сотни лиг, сбрасывая с гор и переправляя через реки. Некоторые из камней провели в дороге не один год. Но когда настала пора их ставить, верховный царь послал за мастерами на Крит. Без машин все люди мира, собравшись вместе, не могли бы стронуть эти глыбы с места.

И он рассказал, как этот царь и еще шестеро других, пользовавшихся святилищем, привели на работу всех своих людей; потребовались все они, хотя без помощи критян, с их рычагами и воротами, народу понадобилось бы в два раза больше. И даже эта толпа казалась жалкой возле чудовищных камней – скопищем муравьев возле валуна.

– И тогда я понял, – продолжал аэд, [36]– почему Аполлон послал меня сюда. Критяне знают не все, хотя сами считают иначе. Они умеют поднимать камни, но не вселять отвагу в сердце. Люди боялись. И я понял, зачем им нужен, и воззвал к богу, и он даровал мне силу, чтобы я смог понять работу и сделать из нее музыку. Я запел хвалу богу и задал ритм. И тогда семеро царей, их сыновья и приближенные вышли вперед и потянули во славу Аполлона, возглавив своих людей. Камни медленно поднялись, и их основания легли в гнезда, устроенные критянами. И они стали прочно.