Колин Маккалоу - Путь Моргана

– Сначала я не заметил, что этот ублюдок исчез, а потом решил, что он отдал концы, – объяснял Пауэр Ричарду и мистеру Доновану на палубе под порывами ветра. – Ублюдок! Тварь! Это меня должны были помиловать, а не Гринуэлла!

Пауэр непрестанно твердил, что он невиновен, что вовсе не он помогал Чарлзу Янгу, о нынешнем местонахождении которого никто не знал, вывезти с лондонского склада четверть тонны лучшей шерсти, принадлежащей Ост-Индской компании. Сторож узнал Янга, но не мог поручиться, что его сообщником был именно Пауэр. Как обычно, присяжные на всякий случай признали Пауэра виновным, хотя сторож и не был уверен, что видел его. Пауэра приговорили к семи годам каторги.

– Помиловать должны были меня! – кричал Пауэр, потемнев лицом. – Гринуэлл – грабитель, это ясно как день! С такими я не якшался, мне надо было присматривать за больным отцом! Твари, мерзавцы, черт бы их всех побрал!

– Полно, полно, – успокаивал Донован, уже успевший рассказать Ричарду, что он протестант из Ольстера. – Джонни, поздно лить слезы. Помни о порке и возвращайся домой, как только отбудешь срок.

– К тому времени отец умрет!

– Откуда тебе знать? А теперь ступай работать, иначе тебе запретят помогать матросам.

Понемногу ярость утихла, но боль осталась. Джон Пауэр взглянул на четвертого помощника глазами, полными слез, и отошел.

– Странно, что он не пришелся вам по душе, – задумчиво произнес Ричард, решив наконец обо всем поговорить в открытую. – Почему вы выбрали меня, тощего старика?

На смазливом лице Донована отразилось изумление, но в глазах заплясали лукавые искры.

– Я выбрал вас, Ричард, хотя и не рассчитывал на взаимность. Ведь даже кошка имеет право смотреть на короля.

После смерти еще нескольких человек на борту «Александера» осталось сто восемьдесят восемь каторжников.

Когда Томас Гиринг из Оксфорда был на волосок от смерти, из тумана выросла громада Тенерифе. Моросил мелкий дождь, поэтому каторжникам велели спуститься вниз, и они так и не увидели, что корабль входит в гавань.

Пехотинцы, которые на протяжении трех недель только кормили каторжников да лечились сами, рьяно взялись за свои обязанности. Самой сложной из них в море было отваривание кусков солонины, которые сержант Найт должен был сам взвешивать на весах, проверенных агентом флота, лейтенантом Шортлендом. Но поскольку агент не мог присутствовать при этом обряде, сержант Найт просто резал говядину или свинину на куски весом около полуфунта для каторжников и около полутора фунтов – для пехотинцев. Каторжникам полагалось выдавать горох или овсянку, но такими лакомствами сержант Найт баловал их лишь по воскресеньям, после церковной службы. Ему и без того пришлось зря кормить больных до начала экспедиции, а уж взвешивать порции его нельзя было заставить никакими силами. Даже когда лейтенант Шарп присутствовал при раздаче еды, Найт не делал попытки восстановить справедливость, и Шарп молчал. Попробовал бы он только открыть рот!

Сорок пехотинцев, вынужденных жить в тесноте, постоянно ссорились между собой. Казалось бы, новое помещение должно было порадовать их, но этого не произошло. Конечно, оно было гораздо удобнее, а высота потолка – значительно выше. Но в том же помещении вдоль потолка проходил румпель, который стонал, скрипел, постукивал, а иногда и грохотал, ворочаясь в своем парусиновом гнезде, когда рулевой с силой поворачивал руль. Воздух и свет вливались в помещение через несколько иллюминаторов, к вони пехотинцы притерпелись, а чистоту старались поддерживать сами.

Однако несмотря на все привилегии, пехотинцы чувствовали себя обделенными: законные полпинты рома им выдавали далеко не каждый день. Капитан Дункан Синклер, ведавший запасами спиртного, взял на себя обязанность разбавлять ром водой, приготавливая грог. Это вызвало бурю негодования еще до отплытия «Александера» из Портсмута, в результате чего несколько дней ром подавали таким, каким ему и полагалось быть, – чистым и неразбавленным. Но едва острова Силли скрылись за кормой, пехотинцев вновь перевели на водянистый грог. О блаженном сне их заставляло забыть кряхтенье румпеля, отвлечься от мрачных мыслей было нечем. На борту корабля все земные удовольствия пехотинцам и матросам заменял ром, а теперь и те и другие были вынуждены довольствоваться грогом. Ненависть к Синклеру среди пехотинцев и матросов вспыхнула мгновенно. Но Синклера это не заботило: он предусмотрительно превратил свое обиталище, ютовую надстройку, в настоящую крепость. Чуть позднее он собирался начать продавать ром, который покамест выдавал бесплатно. Если эти ублюдки захотят получать по полпинты чистого рома, пусть платят за него. Ему и так пришлось оплачивать строительство надстроек – Синклер знал, что адмиралтейство ни за что не согласится платить по счету.

И вот теперь, очутившись в порту Санта-Крусде-Тенерифе, пехотинцы мечтали лишь об одном: поскорее сойти на берег и разыскать ближайшую таверну. Но майор Росс запретил им покидать корабль! Надменным голосом лейтенант Джонстоун объявил подчиненным, что в дневные часы на корабле решено усилить охрану, поскольку губернатор Филлип распорядился выпускать каторжников на палубу даже во время стоянки в порту. Более того, губернатор Филлип и его адъютант лейтенант Кинг намерены посетить «Александер», а когда состоится этот визит – неизвестно.

– И горе тому морскому пехотинцу, чья кожаная куртка не будет застегнута под горло, а кожаные гетры окажутся неподтянутыми! Корабль кишит самыми отъявленными преступниками, – с усталым взмахом руки заключил лейтенант Джонстоун, – а Тенерифе находится не так далеко от Англии, чтобы позволить себе потерять бдительность.

Сержант Найт, которому за протесты против грога пригрозили трибуналом, приуныл, как и его подопечные.

В довершение всего на «Александере» не было ни одного старшего офицера. Удобно расположившись в каютах на шканцах, лейтенанты Джонстоун и Шарп перестали интересоваться тем, как живется их подчиненным. У них были ординарцы, по совместительству доносчики, и собственный камбуз, возможность брать на борт скот и пользоваться корабельной шлюпкой, если им в море вдруг приходило в голову навестить друзей на других судах флотилии. Рядовые, барабанщики, капралы и один-единственный сержант совсем забыли, что их главная задача – кормить и охранять почти две сотни преступников. Они не сомневались, что в порту каторжников запрут на нижней палубе. А теперь выяснилось, что сумасшедший губернатор решил выпускать их на палубу даже во время стоянки!

Разумеется, ром появился на борту в тот же момент, когда команду отпустили на берег: договорившись с матросами, пехотинцы в складчину купили вожделенный напиток и наконец-то смочили пересохшие глотки, на время забыв об опостылевшем гроге Синклера. Удача вновь улыбнулась им. Днем четвертого июня губернатор Филлип и его свита в первую очередь решили посетить «Александер». Пока капитан Синклер учтиво беседовал с губернатором, каторжников построили на палубе под надзором пехотинцев. Глаза последних заплыли, от них несло перегаром, но кожаные куртки и гетры выглядели безупречно.