Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3

Он все смотрел на главную башню замка, стараясь сдержать закипающее раздражение.

– Торанаге следовало бы отказаться в пользу господина Судары, если он не хочет пожертвовать жизнью за главенство. Господин Судара – его сын и законный наследник, не так ли?

– Да, господин.

– Или того лучше: послушаться совета Дзатаки и совершить сэппуку. Тогда Дзатаки и все его армии сражались бы на нашей стороне. Имея их поддержку и мушкеты, мы прорвались бы до Киото – я знаю, что нам бы удалось. А если бы и проиграли – все лучше, чем сдаваться, как грязным, трусливым поедателям чеснока! Наш господин потерял все права! Правда ведь? – налетел он на Марико.

– Пожалуйста, извините меня – я не могу согласиться. Он наш сюзерен.

Бунтаро стоял задумавшись, не в силах отвести взора от главной башни, словно она излучала гипнотическую силу. На всех этажах светились огни, ярче всего – на шестом.

– На месте его советников я предложил бы ему покончить с собой, а если не захочет – помочь. Примеров тому в истории предостаточно. Многие разделяют мое мнение, господин Судара – пока еще нет. Может быть, господин Судара действует тайно – кто его знает, что он на самом деле думает? Когда встретите его жену, госпожу Гэндзико, поговорите с ней, убедите. А она убедит его – она водит его как телка на веревочке, правда? Вы ведь подруги, она вас послушается. Убедите ее.

– По-моему, очень плохо так поступать, господин. Это предательство.

– Я приказываю вам поговорить с ней!

– Я выполню вашу просьбу.

– Да, вы выполните приказ, не так ли? – прорычал он. – Подчинитесь? Почему вы всегда такая холодная и печальная? А? – Он поднял зеркало и протянул его Марико. – Посмотрите на себя!

– Пожалуйста, извините меня, если я огорчила вас, господин, – она говорила ровным голосом, глядя мимо зеркала ему в лицо. – Я не хотела рассердить вас.

Он какое-то время угрюмо наблюдал за ней, потом положил зеркало на лаковый столик:

– Я не обвиняю вас. Если бы я думал, что… я бы не колебался.

Марико как бы со стороны услышала свои непримиримые слова:

– Не колебались бы, господин? И что бы вы сделали? Убили меня? Или оставили жить с еще бо́льшим позором?

– Я не обвиняю вас, только его! – проревел Бунтаро.

– Но я обвиняю вас! – крикнула она в ответ. – И вы обвинили меня!

– Придержите язык!

– Вы опозорили меня перед нашим господином! Вы обвинили меня и не выполнили ваш долг. Вы испугались! Вы трус! Грязный, пропахший чесноком трус!

Его меч выскользнул из ножен, и она обрадовалась, что наконец-то вывела его из себя. Но меч замер в воздухе.

– Я… Я имею ваше… Вы обещали, клялись своим Богом, в Осаке, прежде чем мы… пойдем на смерть… Вы мне обещали, и я… Я настаиваю!

В ответ раздался ее издевательский смех, пронзительный и злобный.

– О да, могущественный господин! Я стану вашей подстилкой еще раз, но вас ожидает сухой прием, горькое, подпорченное торжество!

Обеими руками Бунтаро изо всех сил рубанул мечом по угловому столбу – лезвие почти перерубило брус из выдержанного дерева толщиной в фут. Он потянул меч на себя, но тот накрепко застрял в дереве. В неистовстве Бунтаро что есть мочи тянул и расшатывал меч, пока не сломал клинок. Выругался в последний раз, метнул рукоятку в бумажную стену и, шатаясь как пьяный, зашагал к двери. Там стоял дрожащий от страха слуга, который принес саке. Бунтаро ударом кулака вышиб поднос из рук несчастного – тот мгновенно упал на колени, уперся головой в пол и замер.

Бунтаро кинулся в разбитую вдребезги дверную раму.

– Подождите!.. Подождите до Осаки! – Слышно было, как он выбежал из дома.

Некоторое время Марико оставалась неподвижной, как бы в трансе… Постепенно смертельная бледность исчезла с ее лица, глаза снова обрели способность ясно видеть все вокруг. Она молча вернулась к зеркалу, минуту изучала в нем свое отражение – и совершенно спокойно стала накладывать краску.

Блэкторн бежал по главной лестнице башни, перескакивая через две ступеньки, за ним торопились охранники. Он был рад, что у него отобрали мечи – он послушно отдал оружие во дворе первым часовым, которые к тому же и обыскали его, вежливо, но тщательно. Пролеты и площадки лестницы освещались факелами. На четвертой площадке он остановился, чуть ли не разрываясь от сдерживаемого возбуждения, и позвал, обернувшись:

– Марико-сан, как вы, нормально?

– Да-да. Прекрасно, спасибо, Андзин-сан.

Блэкторн начал взбираться дальше, чувствуя себя легким и сильным, пока не достиг последней площадки на шестом этаже. Этот этаж, как и все другие, тщательно охранялся. Сопровождавшие его самураи подошли к тем, что стояли у последней, обитой железом двери, и поклонились. Им ответили и сделали Блэкторну знак подождать.

При возведении замка кузнецы и плотники потрудились на славу. Большие, с тонкими переплетами окна башни могли служить бойницами для лучников, а тяжелые, окованные железом ставни, снабженные приспособлениями для быстрой установки, – отличной защитой.

Марико обогнула последний поворот лестницы, так хорошо оборудованной для обороны, и подошла к Блэкторну.

– Вы в порядке?

– О да, благодарю вас, – ответила она, слегка запыхавшись.

Но он сразу заметил: ею по-прежнему владеет та же безмятежная отстраненность, которая привлекла его внимание, когда они встретились во дворе, – раньше он как-то не наблюдал у нее такого состояния. «Ничего, – подумал он уверенно, – просто вид крепости так действует, а тут еще Торанага и Бунтаро, да и вообще пребывание здесь, в Эдо. Я знаю, что́ нужно сделать».

С тех пор как он увидел «Эразм», безграничная радость не оставляла его. Не ожидал он, никак не ожидал найти свой корабль таким прекрасным – ухоженным, чистым, нарядным, надежно охраняемым. «Теперь нет смысла задерживаться в Эдо, – решил он. – Мне только нужно заглянуть в трюм, осмотреть днище, немножко понырять сбоку до киля, потом проверить пушки, пороховой склад, снаряжение, ядра, паруса». По дороге в Эдо он все размышлял, из чего сшить паруса: Марико сказала, что парусины в Японии нет, – придется взять плотный шелк или суровое хлопчатое полотно. «Купим паруса, – буркнул он тогда, – и все, что нужно, и молнией в Нагасаки».

– Андзин-сан! – Это вернулся один из самураев.

– Хай.

– Додзо.

Укрепленная дверь без звука открылась. В дальнем конце квадратной комнаты, на возвышении, устланном татами, сидел Торанага – один.

Блэкторн встал на колени и низко поклонился, положив ладони плашмя на пол.

– Конбанва , Торанага-сама. Икага дэс ка?

– Окагэсама дэ гэнки дэс. Аната ва?

Капитану показалось, что Торанага сильно похудел, он выглядел старше и бесстрастнее, чем раньше. « Сиката га най, – сказал про себя Блэкторн. – Карма Торанаги не затронула „Эразм“ – корабль спасет его, ей-богу». Отвечая на обыденные вопросы Торанаги на примитивном, но правильном японском языке, он использовал упрощенную речь, которую освоил с помощью Алвито. Торанага похвалил его успехи и стал говорить быстрее. Тогда Блэкторн вспомнил одну из главных фраз, которую заучил с помощью Алвито и Марико: