Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3

Торанага быстро пришел в себя:

– Марико-сан согласна?

– Нет, Торанага-сан. Это мой секрет. Я ничего не говорил ни ей, ни кому-либо другому. Это моя тайна. Тода Марико-сан я ничего не говорил. Никогда. Киндзиру , да? Но я знаю, что они между собой очень ругаются. У вас в Японии развод – легкое дело. Я решил просить господина Торанагу. Очень большая тайна. Пожалуйста, извините меня, если я позволил себе что-то лишнее.

– Это слишком неуместная просьба для чужеземца. Неслыханно! Поскольку вы хатамото, мой долг обязывает меня рассмотреть ее, хотя вы и не должны заикаться о ней ни при каких обстоятельствах ни Марико-сан, ни ее мужу. Вам это ясно?

– Простите? – Блэкторн ничего не понял, мысли его спутались, он едва способен был что-нибудь сообразить.

– Очень плохой вопрос и плохая мысль, Андзин-сан. Понятно?

– Да, господин, изви…

– Поскольку Андзин-сан – хатамото, я не сержусь. Подумаю. Понятно?

– Да, думаю, что да. Благодарю вас. Пожалуйста, простите мне мой плохой японский.

– Не говорите с ней, Андзин-сан, о разводе. Ни с Марико-сан, ни с Бунтаро-сан. Киндзиру, вакаримас?

– Да, господин, понял. Это тайна между мною и вами. Тайна. Благодарю вас. Пожалуйста, извините меня за бестактность, благодарю вас за терпение. – Блэкторн старательно поклонился и почти как во сне вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась.

У него было такое выражение лица, что на площадке все смотрели на него с насмешкой. Ему хотелось поделиться с Марико своей победой, но он не посмел, скованный ее спокойствием и присутствием посторонних.

– Извините, что я заставил вас так долго ждать. – Это было все, что он догадался вымолвить.

– О нет, вовсе не долго, – ответила она как о чем-то неважном.

Они стали спускаться по лестнице. Пройдя один пролет, Марико заметила:

– Ваш упрощенный стиль речи странен, но хорошо понятен, Андзин-сан.

– Я слишком много раз терял нить разговора. Ваше присутствие очень помогало.

– Здесь нет моей заслуги.

Дальше они шли молча, Марико – немного сзади, как положено по обычаю. На каждом этаже они проходили через пост из нескольких самураев. Но вот на повороте лестницы край ее кимоно зацепился за перила, и она споткнулась. Блэкторн подхватил ее, помог удержать равновесие, и это случайное прикосновение принесло радость обоим. Она поблагодарила – и смутилась, когда он ее отпустил. Впервые за этот вечер они остро почувствовали близость друг друга.

На улице, во дворе, освещенном факелами, – повсюду слонялись самураи. У них еще раз проверили пропуска и, освещая дорогу факелами, по извилистому проходу – настоящему лабиринту между высокими каменными стенами – повели к главным воротам замка, а потом – к следующим воротам, перед рвом с водой и деревянным мостом. Семь рвов образовывали кольца внутри замкового комплекса, искусственные и прорытые на месте зарастающих ручьев и речек. Пока они шли к главным воротам с южной стороны, Марико рассказала Блэкторну о крепости: через два года она будет закончена и вместит сто тысяч самураев и двадцать тысяч лошадей со всеми припасами, необходимыми на год осады.

– Тогда она станет самой большой в мире, – подумал вслух Блэкторн.

– Это был план господина Торанаги, – ее голос звучал очень серьезно. – Сиката га най, нэ?

Наконец они достигли последнего моста.

– Здесь, Андзин-сан, вы можете увидеть, что замок – та же втулка колеса, сердце Эдо. Центр, от которого лучами расходятся улицы, образуя город. Десять лет назад здесь была только маленькая рыбацкая деревушка. А теперь кто знает, сколько тут народу… Двести тысяч? Триста? Четыреста? Господин Торанага не проводил еще переписи. Но все они здесь только с одной целью – служить замку, защищающему порт и равнины, которые, в свою очередь, кормят армии.

– Больше ни для чего?

– Ни для чего.

«Не стоит беспокоиться, Марико, и глядеть так строго, – радостно думал он. – Со всем этим я сумею справиться. Торанага удовлетворит все мои просьбы».

Перейдя освещенный факелами Итибаси – Первый мост, который вел непосредственно в город, – она остановилась.

– Теперь я должна вас покинуть, Андзин-сан.

– Когда я смогу увидеть вас?

– Завтра. В час лошади. Я буду ждать вас на переднем дворе.

– Я не могу встретиться с вами ночью? Если рано вернусь?

– Нет, простите, пожалуйста, не этим вечером. – Марико церемонно поклонилась. – Конбанва , Андзин-сан.

Он поклонился как самурай и смотрел, как она шагает назад через мост. Ее сопровождали несколько человек с факелами, вокруг факелов, укрепленных на столбах, кружились насекомые… Марико вскоре затерялась среди пешеходов. Тогда, чувствуя нарастающее возбуждение, он повернулся спиной к замку и пошел за своим провожатым.

– Чужеземцы живут там, Андзин-сан. – Самурай показал вперед.

Блэкторн напряженно всматривался в темноту, ощущая, как душен и зноен воздух.

– Где? В этом доме? Там?

– Да. Это здесь, прошу прощения. Вы видите?

Еще одно скопление домишек и узких улочек – в ста шагах перед ними, за клочком голой болотистой земли; над всей местностью возвышается большой дом, смутно выделяясь на черном небе.

Блэкторн некоторое время осматривался, выискивая хоть какие-нибудь ориентиры и отмахиваясь от налетающих на него насекомых. Вскоре после Первого моста он совсем запутался в этих лабиринтах. Они двигались по многочисленным улицам и проулкам, сначала в сторону берега, забирая к востоку, через мосты и маленькие мостики, потом повернули севернее, вдоль берега ручья, который петлял по окраинам города. Местность здесь была низменная и сырая. Чем дальше от замка, тем хуже становились дороги, беднее жилища; люди, которые попадались навстречу, вели себя подобострастно; все реже пробивалось сквозь сёдзи мерцание света. Эдо представлял собой сплошной массив деревень, разделенных дорогами и ручьями. Здесь, на юго-востоке города, почва была заболочена, дороги утопали в грязи. Зловоние заметно усиливалось: миазмы гниющих водорослей, фекалий, илистых отложений перебивались резким сладковатым душком, который показался Блэкторну странно знакомым.

– Вонь как на Биллингзгейт [1]во время отлива, – пробормотал он, прихлопнув на щеке очередного москита. Все его тело стало липким от пота.

Тут он услышал приглушенный расстоянием отрывок разухабистой морской песни на голландском – и все его недовольство исчезло: «Винк?» Сразу повеселев, он заторопился на звук голосов. Факельщики заботливо освещали ему дорогу, самураи торопились следом. Подойдя ближе, он увидел одноэтажное строение, частично в японском, частично в европейском стиле. Оно возвышалось на сваях, было огорожено высоким покосившимся бамбуковым частоколом, обозначающим границы участка, и казалось новым по сравнению с хижинами, сгрудившимися вокруг него. Ворот в заборе не было – только маленькая щель; крыша из соломы; передняя дверь очень прочная; стены толстые; на окнах ставни, похожие на голландские. Повсюду из щелей струился свет. Пение и веселая болтовня в доме стали слышнее, но голосов он еще не узнавал. Каменные плиты вели через неухоженный сад прямо к ступеням веранды, где у входа был привязан короткий флагшток. Блэкторн остановился и рассмотрел его: небольшой, сшитый вручную флаг Нидерландов висел тряпкой – при виде его сердце Блэкторна забилось чаще. Передняя дверь резко распахнулась от толчка, на веранду легла полоса света. У порога появился пьяный Баккус ван Некк, с полузакрытыми глазами, споткнулся, стащил гульфик и стал мочиться высокой изогнутой струей.