Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 2

– Нет.

– Тогда бы ты сгинул вскорости, и поделом тебе, но вместе с тобой сгинула бы вся твоя семья, весь твой род, все твои вассалы, что было бы непростительно. Ты глупец, поразительный глупец! Ты не используешь свои мозги, не слушаешь, не рассуждаешь, не сдерживаешь свой язык и нрав! Ты позволяешь другим вертеть тобой, как ребенком. Считаешь, что все можно разрешить при помощи меча. Если я не снес твою глупую голову и не позволил тебе покончить с бесполезной жизнью, так только потому, что ты молод, даровит, что за твоими ошибками не скрываются злой умысел или измена, что твоя преданность бесспорна. Но если ты не научишься владеть собой, не научишься терпению, я лишу тебя звания самурая, так что ты со всеми потомками будешь принадлежать к крестьянскому сословию! – Правый кулак Торанаги стукнул по луке седла, сокол резко и нервно вскрикнул. – Ты понимаешь?

Нага опешил. За всю свою жизнь он никогда не наблюдал, чтобы отец бранился с такой злобой или вообще вышел из себя. Много раз Наге доставалось от него, но всегда заслуженно. Нага знал, что наделал много ошибок, однако отец умел повернуть дело так, что сыновьи оплошности не казались такими уж глупыми. Когда Торанага показал сыну, в какую ловушку заманил его Оми (или Ябу), стравив с Дзодзэном, Нагу с трудом удержали от попытки сразу же убить этих двоих. Личная охрана даймё отливала Нагу холодной водой, пока способность рассуждать здраво не вернулась к юноше. Тогда отец спокойно объяснил, что он, Нага, очень помог ему, устранив этого опасного Дзодзэна. «Но было бы гораздо лучше, если бы ты знал, что тебя используют. Будь терпелив, сын мой, все приходит с терпением, – наставлял Торанага. – Скоро ты будешь использовать их. Сделанное тобой пойдет нам на пользу. Но ты должен научиться понимать, что на уме у человека, если собираешься управлять им в своих целях – или в интересах своего господина. Мне нужны вожди. Исполненных рвения исполнителей у меня достаточно».

Его отец всегда оставался рассудительным и все прощал, но сегодня… Нага спрыгнул с коня и униженно повалился на колени:

– Пожалуйста, простите меня, отец. Я не хотел вас рассердить… Просто я ужасно беспокоюсь о вашей безопасности. Пожалуйста, простите меня за то, что я нарушил гармонию…

– Придержи язык! – проревел Торанага, испугав свою лошадь.

Торанага безумным усилием сжал колени и натянул поводья правой рукой, лошадь рванулась вперед. Потеряв равновесие, сокол разозлился, начал спрыгивать с кулака, размахивать крыльями, издавать душераздирающее «хек-ек-ек-ек», недовольный непривычной суетой вокруг.

– Ну, моя красавица, ну! – отчаянно пытался успокоить птицу Торанага, стараясь в то же время усмирить лошадь.

Нага подпрыгнул, схватился за уздечку и не дал лошади понести. Сокол яростно закричал. Потом с большой неохотой устроился опять на перчатке Торанаги, удерживаемый его опытной рукой за кожаные ремешки на ногах. Но крылья все еще нервно дрожали, колокольчики на лапах побрякивали. «Хек-ек-ек-еееккк!» – раздалось в последний раз.

– Ну-ну, моя красавица! Все хорошо, – успокаивал Торанага, с лица которого еще не сошли красные пятна злости. Он повернулся к Наге, пытаясь не дать злобе прорваться, чтобы не пугать сокола. – Если ты испортишь ей сегодня охоту, я…

В это мгновение донесся предупреждающий крик загонщика. Торанага тут же сдернул колпачок с головы сокола, дал птице время осмотреться, потом выпустил ее.

Длиннокрылая самка сапсана по кличке Тэцуко – Госпожа Сталь – со свистом взмыла в небо, кружа, достигла высоты в шестьсот метров, с которой привыкла озирать окрестности, подождала, пока не вспорхнет вспугнутая дичь, и сразу успокоилась. Потом, планируя к земле с нисходящим потоком, она увидела спущенных со сворки собак и выводок фазанов, которые взметнулись кто куда, заполошно хлопая крыльями. Сокол наметил себе цель, накренился и полетел вниз, сложив крылья и неотвратимо пикируя на добычу, уже готовый вонзить в нее когти.

Хищник предвкушал поживу, но облюбованный им старый фазан, вдвое больше него, порскнул в сторону и в панике бросился прямо под спасительную сень деревьев в двухстах шагах от него. Сокол выправился, распахнул крылья и очертя голову погнался за жертвой. Он набрал высоту и, оказавшись выше фазана, снова устремился вниз с бешеным кхеканьем, однако опять промахнулся. Торанага подбадривал сокола возбужденным криком, предупреждая об опасности впереди и позабыв про Нагу.

Бешено плеща крыльями, фазан спешил под защиту деревьев. Сокол, вихрем взмыв вверх, стал падать камнем. Но было слишком поздно. Хитрый фазан исчез. С опасностью для себя сокол продирался сквозь листву и трескучие ветки, яростно преследуя фазаньего петуха, потом выскочил из чащи на открытое место и, пронзительно крича, воспарил над деревьями.

В этот миг взлетела стая куропаток и потянулась над самой землей в поисках убежища, искусно следуя очертаниям поверхности. Тэцуко наметила новую жертву, сложила крылья и обрушилась на нее. На этот раз она не промахнулась. Один бешеный удар задних когтей летящего сокола сломал шею куропатке. Она рухнула на землю в разлетающемся облаке перьев. Но вместо того чтобы продолжать преследование на земле, подхватить добычу или приземлиться рядом с ней, Тэцуко с криком взлетела и стала подниматься все выше и выше.

Встревоженный Торанага вытащил приманку – маленькую дохлую пичугу, привязанную к тонкой веревочке, – и покрутил ею над головой. Но Тэцуко не потянуло назад. Она забралась так высоко, что стала крохотным пятнышком в поднебесье. Торанага решил, что потерял птицу, что она надумала покинуть хозяина, вернуться к дикой жизни, убивать по собственному произволу, а не по его прихоти, есть, когда захочется, а не когда он решит, и лететь, куда занесут ветры или желание, навеки стать свободной.

Торанага следил за ней, не печалясь, но сожалея. Это было дикое создание, и он, как все соколятники, знал, что властен над птицей лишь до поры. Когда-то он забрался на охотничий участок ее родителей в горах Хаконэ и взял ее из гнезда едва оперившимся птенцом, готовил, лелеял, дал возможность убить первую добычу. Теперь, наблюдая за птицей, которая кружилась в вышине, величественно плыла в восходящих потоках теплого воздуха, он хотел, до боли хотел вот так же парить в эмпиреях, вдали от земных печалей.

Но тут старый фазан спокойно снялся с дерева, собираясь кормиться дальше. И Тэцуко низверглась на него как свинец, маленькое обтекаемое орудие смерти, изготовившееся к роковому удару.

Фазан испустил дух мгновенно, перья разлетелись от удара. Сокол схватил добычу, падая вместе с ней, крылья рассекали воздух, перед тем как бешено затормозить в последнюю секунду. Потом он сложил крылья и сел на свою жертву.