Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 2

– Но это истощит все наши запасы. Все. – В голосе Ниндзина прорывалась ярость, но каждый знал, что он говорит правду. – Даже тот рис, что мы украли…

– Рис, который мы спасли, – поправил Уо.

– Даже с ним запасов будет недостаточно, чтобы протянуть зиму. Мы продадим лодку или две…

– Мы не продадим лодки, – объявил Мура, воткнул лопату в грязь, отер пот со лба, ослабил завязки шляпы и снова начал копать. – Работай, Ниндзин! Это займет твои мозги до завтра.

– Как мы протянем зиму, Мура-сан?

– Мы еще должны протянуть лето.

– Да, – с горечью согласился Ниндзин. – Мы заплатили вперед подати больше чем за два года, и этого недостаточно.

– Карма, Ниндзин, – утешил Уо.

– Война идет. Может быть, у нас появится новый хозяин, получше? – предположил кто-то из крестьян.

– Хуже не будет – хуже не придумаешь.

– Я бы не рассчитывал на это, – высказал свое мнение Мура. – Вы живы – а можете стать мертвее мертвых, и очень быстро. Тогда не будет никаких «золотых щелей», ни с зарослями, ни без них. – Его лопата наткнулась на камень, и он остановился. – Дай мне руку, Уо, старый дружище!

Вдвоем они вытащили камень из грязи. Уо шепнул тревожно:

– Мура-сан, что, если святой отец спросит об оружии?

– Скажи ему. И еще добавь, что мы готовы – вся деревня.

Они добрались до Ёкосэ в полдень. Бунтаро уже перехватил Дзатаки накануне вечером и, как и приказал Торанага, встретил его с подчеркнутой официальностью.

– Я просил его стать лагерем за деревней, к северу от нее, господин, пока не будет подготовлено место встречи, – доложил Бунтаро. – Она пройдет здесь после полудня, если вам так захочется. – И он добавил: – Я думаю, час лошади будет самым удачным.

– Хорошо.

– Он хотел встретиться с вами вечером, но я отказался. Сказал, что вы «почтете за честь» повидаться с ним сегодня или завтра, на его усмотрение, но не после того, как стемнеет.

Торанага что-то буркнул в знак согласия, но не слез со своей взмыленной лошади. Он надел в дорогу нагрудник, шлем и легкие бамбуковые доспехи, как и сопровождавшие его самураи. Великий даймё еще раз внимательно огляделся. Место было выбрано удачно: засаду устроить негде, на значительном удалении ни домов, ни деревьев, способных служить укрытием лучникам или стрелкам с мушкетами. Ровная пустошь к востоку от деревни, на некотором возвышении. Западные, северные и южные подступы защищены домами и деревянным мостом, перекинутым через быструю речку. В узких местах поток изобиловал водоворотами и подводными камнями. Восточнее, за Торанагой и его усталыми, потными спутниками, дорога круто взбиралась к перевалу через хребет, скрытый туманом, в пяти ри отсюда. Повсюду вокруг вставали горы, среди них попадалось немало вулканических пиков, по большей части терявшихся за облаками. В центре пустоши возвели помост на низких столбиках, рассчитанный на двенадцать матов. Над ним устроили высокий тростниковый навес. За всем этим ощущалась добротная, неторопливая работа плотников. На татами друг против друга лежали две парчовые подушки.

– Я поставил людей там, там и там, – продолжал Бунтаро, показывая луком на все скалы, с которых хорошо просматривалась округа. – Вы можете обозревать окрестности на много ри во все стороны, господин. Мост и деревня надежно обороняются. Пути отступления на восток охраняет еще больше людей. Конечно, мост перекрыт часовыми, и я оставил «почетную стражу» – сто человек – в его лагере.

– Господин Дзатаки сейчас там?

– Нет, господин. Я выбрал для господина Дзатаки и его приближенных постоялый двор на северной окраине деревни, достойный их ранга, и пригласил понежиться в бане. Это уединенное, безопасное место. Я предполагал, что вы отправитесь на воды в Сюдзэндзи завтра и он будет вашим гостем. А это ваш постоялый двор, господин, – Бунтаро указал на скопление аккуратных одноэтажных построек у края пустоши, откуда открывался самый красивый вид. Рядом из скалы бил горячий источник, наполнявший естественное углубление в камне. Перед приютом странствующих на коленях стояла кучка людей, низко склонивших головы. – Это староста и старейшины деревни. Я подумал, вдруг они потребуются вам сразу же по приезде.

– Позже.

Лошадь Торанаги устало заржала и вздернула голову, звякнув удилами. Он успокоил животное и, окончательно удостоверившись, что место безопасное, сделал знак своим людям, а затем спешился. Один из самураев Бунтаро подхватил поводья – подобно своему предводителю и товарищам, он был в доспехах, вооруженный и готовый к бою.

Торанага с удовольствием потянулся и с хрустом расправил конечности, стараясь унять боль в сведенных судорогами спине и ногах. Он весь путь от Андзиро проделал одним форсированным маршем, останавливаясь только для замены лошадей. Обоз под командой Оми – паланкины и носильщики – все еще плелся далеко позади, петляя по дороге, спускавшейся с перевала. Проселок, выбегавший из Андзиро, сначала змеилась вдоль побережья, потом разветвлялся. Они выбрали путь, ведущий в глубь полуострова, и упорно двигались через девственные леса, богатые дичью; справа от них маячила гора Омура, слева – хребет Амаги, вулканические пики которого вздымались почти на пять тысяч футов. Езда взбодрила Торанагу: наконец какое-то дело! Часть пути проходила через места, как нельзя лучше подходящие для соколиной охоты, и он пообещал себе поохотиться по всей Идзу.

– Хорошо, очень хорошо, – одобрил он, наблюдая деловую суету, – ты все прекрасно устроил.

– Если хотите оказать мне милость, господин, позвольте разделаться с господином Дзатаки и его людьми немедленно.

– Он оскорбил тебя?

– Нет, напротив, его манеры достойны придворного, но флаг, под которым он прибыл, это флаг измены.

– Терпение. Сколько я должен повторять? – произнес Торанага, но не очень сердито.

– Боюсь, что всю жизнь, господин, – мрачно ответил Бунтаро. – Прошу вас, извините меня.

– Ты был ему другом.

– Он и у вас ходил в союзниках.

– Он спас тебе жизнь в Одаваре.

– Тогда мы воевали на одной стороне, – уныло возразил Бунтаро, потом взорвался: – Как он мог так поступить с вами, господин? Ваш собственный брат! Разве вы не любили его, не сражались на одной стороне? Всю жизнь?

– Люди меняются. – Торанага перенес внимание на помост. Со стропил навеса ниспадали изысканные шелковые драпировки, украшавшие сооружение. Кисточки из парчи, в тон подушкам, образовывали нарядный бордюр, кисти покрупнее украшали четыре угловых столба. – Слишком богато и придает нашей встрече излишнюю важность, – заметил даймё. – Сделайте попроще. Долой драпировки, кисти, подушки! Верните их торговцам, а если те не захотят возвратить деньги, продайте все добро сами. Положите четыре подушки – не две, – простых, набитых соломой!