Уилбур Смит - Раскаты грома

Руфь больше не сопровождала Шона во всех его отлучках из Ледибурга. Быстро растущий вес и легкое недомогание по утрам удерживали ее в Лайон-Копе, где они с Адой целыми днями готовили приданое малышу. В этом им активно помогала Буря. Кофта, которую она вязала три месяца, должна была подойти младенцу – конечно, если он родится горбуном с одной рукой вдвое длиннее другой.

Занятый с утра до вечера присмотром за Махобос-Клуфом, Дирк почти ни на что не отвлекался.

Весь Ледибург теперь кишел соглядатаями Шона, и о приездах Дирка тут же становилось известно во всех подробностях.

Вблизи Ледибурга, заброшенный, разваливаясь от недостатка любви и заботы, стоял мрачный Тёнис-крааль. По вечерам в доме светилось единственное окно – это Гарри Кортни сидел в кабинете. Перед ним лежала тонкая стопка листов. Час за часом смотрел он на нее – но не видел.

Он высох внутри; лишенный жизненных соков, он искал им замену в бутылке, которая всегда была рядом.

Дни превращались в недели, а те, в свою очередь, – в месяцы, и он плыл с ними.

Каждый день он спускался к загонам и, прислонившись к деревянной ограде, смотрел на своих чистокровных лошадей. Час за часом стоял он неподвижно, и иногда начинало казаться, что он покидает свое тело и вселяется в этих животных с лоснящейся шкурой, словно это его собственные копыта вонзаются в почву на бегу, словно это его голос звучит и мышцы напрягаются в свирепом спаривании могучих тел.

Таким и застал его однажды днем Ронни Пай – он подошел незаметно для Гарри и встал сбоку, разглядывая бледное лицо со следами боли, сомнения, нестерпимого желания, в глубоких морщинах вокруг рта и светло-голубых глаз.

– Здравствуй, Гарри.

Он произнес это негромко и, уловив в собственном голосе жалость, постарался подавить ее: не время для мягкости. И Ронни безжалостно вернулся к своему решению.

– Ронни. – Гарри повернулся к нему и застенчиво улыбнулся. – По делу или так просто?

– По делу, Гарри.

– По поводу заклада?

– Да.

– И чего же ты хочешь?

– Поедем в город, поговорим в моем кабинете.

– Сейчас?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо. – Гарри медленно распрямился. – Поедем.

Они вдвоем перебрались через возвышение и начали спускаться к бетонному мосту через Бабуинов ручей. Оба молчали. Гарри – потому что ему нечего было сказать, Ронни Пай – стыдясь того, что предстояло сделать. Он собирался оставить этого человека без крыши над головой и выбросить в мир, в котором у него не будет никакой возможности выжить.

У моста они остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям, и сидели молча – совершенно несхожие люди. Один – худой, измученный, в слегка измятой одежде, с суровым лицом, носившим следы страдания, – сидел неподвижно; другой – полный, краснолицый, с ярко-рыжими волосами, одетый в дорогой костюм, – незаметно ерзал в седле.

За рекой над фабрикой, где обрабатывали акацию, в горячий воздух поднимался длинный столб дыма, черный мальчик гнал скот к ручью на водопой, слышался свист и грохот локомотивов на станции, но в остальном в жаркий летний полдень город Ледибург спал.

Тут Ронни увидел какое-то движение на равнине под откосом и, сосредоточив на нем взгляд, облегченно вздохнул.

– Молодой Дирк, – сказал он, и Гарри очнулся и посмотрел за реку. Лошадь и всадник сливались в одно целое, они касались земли так легко, словно были привязаны к ней только летящим за ними облаком пыли.

– Бог мой, этот маленький ублюдок умеет ездить верхом!

Ронни с неохотным восхищением покачал головой, и капля пота скользнула с его лба на щеку. Лошадь достигла дороги и плавно повернула, увеличивая скорость.

Эти движения были полны такой ритмичной грации и силы, что зрители были глубоко тронуты.

– Только посмотри! – присвистнул Ронни. – Думаю, во всем Натале никто не догонит эту лошадь.

– Ты так думаешь?

Гарри неожиданно оживился и сердито поджал губы.

– Я совершенно уверен в этом.

– Моя лошадь сможет. Мой жеребец – Серый Ураган. Я бы выставил его против кобылы Шона Кортни.

Его слова подсказали Ронни идею. Он обдумывал ее, с прищуром глядя, как Дирк Кортни на Солнечной Танцовщице скачет к акациевой фабрике.

Когда лошадь и всадник исчезли в высоких воротах, Ронни негромко сказал:

– Поставишь на жеребца свои деньги?

– Да я на него свою жизнь поставлю.

Голос Гарри прозвучал свирепо.

«Да, – подумал Ронни, – так я по крайней мере дам ему шанс. Тогда решение примет судьба, и моей вины не будет».

– Поставишь на него Тёнис-крааль? – спросил он, и наступило молчание.

– Что ты предлагаешь? – шепотом спросил Гарри.

– Если победишь, ты выкупил заложенный Тёнис-крааль.

– А если проиграю?

– Потеряешь ферму.

– Нет, – ответил Гарри. – Боже, это уж слишком!

Ронни равнодушно пожал плечами.

– Это была только идея – вероятно, ты поступаешь разумно. У тебя не много шансов против Шона.

Гарри резко ахнул, словно его ударили копьем. Отказаться от прямого соперничества с Шоном значит признать свою неспособность выиграть.

– Я принимаю пари.

– Полностью? Поставишь против моих денег все, что у тебя осталось от Тёнис-крааля?

– Да, черт возьми. Да! Я тебе покажу, сколько у меня шансов против него!

– Тогда лучше это оформить письменно, – мягко предложил Ронни. – Потом я попробую договориться с Шоном.

Он тронул лошадь шпорами, и они двинулись по мосту.

– Кстати, я думаю, не стоит никому говорить о нашем пари. Будем делать вид, что это просто скачки.

Гарри кивнул в знак согласия. Но в тот же вечер написал Майклу, все ему рассказал и попросил участвовать в этой гонке на Сером Урагане.

За два дня до гонки Майкл во всем признался бабушке. Ада отправилась в Тёнис-крааль и попыталась убедить Гарри отказаться от безумной игры, но безуспешно. Ставка для него ничего не значила – только возможность выиграть.

А теперь на его стороне Серый Ураган и Майкл.

На этот раз он победит. На этот раз.

Шон и Дирк в сумерках шли вдоль конюшен. Тучи над откосом покраснели в лучах закатного солнца, ветер летел по плантации, так что акации стонали и дрожали.

– Северный ветер, – сказал Шон. – Дождь начнется еще до ночи.

– Солнечная Танцовщица любит дождь, – напряженно ответил Дирк, и Шон взглянул на него.

– Дирк, если ты сегодня проиграешь… – начал он, но Дирк не дал ему договорить.

– Не проиграю, – сказал он так, словно давал клятву. – Не проиграю.

– Если бы ты в других, более важных вещах проявлял такое же упорство!

– Важных! Па, это важно! Ничего важнее я никогда не делал. – Дирк остановился и повернулся к отцу. Он схватил Шона за рукав, вцепился в него. – Па, я сделаю это для тебя, для тебя, па!