Уилбур Смит - Раскаты грома

Повернув лошадь и прижавшись к ее холке, Ян Паулюс поскакал к донге за пушками – стреляли оттуда.

Мимо его головы опять просвистела пуля, но Ян Паулюс уже добрался до донги. На полном скаку осадив лошадь, так что она присела, он спрыгнул с седла и ногой выбил ружье из рук английского солдата, схватил британца и поставил на ноги.

– Дурак, мы и так слишком многих убили, – закричал он солдату в лицо, с трудом подбирая английские слова, запинаясь от гнева. – Все кончено. Сдавайся. – Потом обратился к уцелевшим артиллеристам, прижимавшимся к дну донги: – Все сдавайтесь!

Очень долго никто из них не шевелился. Потом один за другим они медленно начали вставать и выбираться из донги.

Пока группа бюргеров уводила пленных, а другая принялась впрягать лошадей в пушки и фургоны со снарядами, из рощи мимоз показались английские санитары с носилками. Вскоре фигуры в хаки повсюду перемешались с бюргерами, отыскивая раненых.

Два санитара, темнокожие индийцы из медицинского корпуса, наткнулись на человека, лежавшего на левом боку. Они с трудом поворачивали его, и Ян Паулюс, передав поводья Хенни, пошел к ним.

В бреду раненый ужасно бранился и сопротивлялся попыткам индийцев наложить шину ему на ногу.

– Оставьте меня в покое, сволочи! – И кулак отшвырнул одного из санитаров.

Ян Паулюс, узнав голос и удар, побежал туда.

– Веди себя хорошо, или я тебя прибью! – крикнул он, подбежав к санитарам. Шон неуверенно повернул голову и попытался сосредоточить взгляд.

– Кто это? Ты кто? Убирайся!

Ян Паулюс не отвечал. Он смотрел на раны, и его затошнило.

– Дайте-ка мне!

Он взял у ошеломленных санитаров лубки и наклонился к Шону.

– Уходи! – закричал Шон. – Я знаю, что ты сделаешь! Ты ее отрежешь!

Ян Паулюс схватил его за руку и держал, а Шон вырывался и бранился.

– Я убью тебя, грязный ублюдок! Убью, только тронь!

– Шон! Это я. Посмотри на меня.

Шон медленно расслабился, взгляд его стал устойчивей.

– Это ты? Правда ты? – прошептал он. – Не позволяй им… не позволяй отрезать ногу. Как Гарри.

– Лежи спокойно, или я отшибу твою глупую башку, – проворчал Ян Паулюс.

Руки у него могучие, красные, как и лицо, – большие руки с неуклюжими пальцами, но сейчас они действовали осторожно и нежно, как мать обращается с ребенком. Наконец, взявшись за лодыжку Шона, Ян Паулюс посмотрел на него.

– Ну держись. Я должен ее вправить.

Шон хотел улыбнуться, но его лицо под слоем грязи посерело, пот выступил на коже, как множество мелких волдырей.

– Меньше болтай, чертов голландец. Делай!

Глубоко в разорванной плоти кость скрипнула о кость, и Шон ахнул. Все мышцы его тела судорожно напряглись, потом расслабились. Он потерял сознание.

– Ja, – проворчал Ян Паулюс. – Так-то лучше.

На его бесстрастном лице впервые отразилось сочувствие. Он закончил перевязывать Шона и еще несколько секунд просидел у бесчувственного тела. Потом тихо, чтобы не могли расслышать санитары, прошептал:

– Спи спокойно, брат мой. Да сохранит Господь твою ногу.

Он встал, с его каменного лица исчезли всякие следы жалости и горя.

– Забирайте, – приказал он и подождал, пока Шона уложат на носилки и унесут. Потом пошел к своей лошади, чуть подволакивая ногу по траве. Из седла он снова посмотрел на юг, но санитары с носилками уже исчезли за деревьями мимозы.

Ян Паулюс тронул шпорами бока лошади и следом за длинной колонной фургонов, пленных и пушек поехал назад, к Тугеле. Теперь слышался только звон упряжи и меланхолический грохот колес.

Гаррик Кортни следил, как шампанское льется в его хрустальный бокал. Пузырьки, отражая свет лампы, кружились золотым водоворотом. Капрал поднял бутылку, искусно перехватил салфеткой каплю вина и за спиной Гарри передвинулся, чтобы наполнить бокал сидевшего рядом бригадира Литтлтона.

– Нет.

Литтлтон накрыл свой пустой бокал ладонью.

– Давайте, Литтлтон. – Сэр Редверс Буллер наклонился вперед и осмотрел стол. – Вино отличное.

– Спасибо, сэр, но шампанское – напиток победы; пожалуй, стоит послать ящик за реку.

Буллер медленно покраснел и посмотрел на свой бокал. В офицерской столовой снова воцарилась тишина. Чтобы нарушить ее, Гарри заговорил:

– Думаю, сегодняшнее отступление было произведено в полном порядке.

– От всей души согласен. – На противоположном конце стола лорд Дандоналд саркастически продолжил: – Но по правде сказать, полковник, отступали мы налегке.

Это косвенное упоминание о пушках заставило всех посмотреть на Буллера: Дандоналд явно не считался со знаменитым нравом генерала. Но, пэр Англии, он мог позволить себе рисковать. С вежливой наглостью встретив взгляд Буллера, он не отводил глаз, пока генерал не потупил свои рачьи глаза.

– Джентльмены, – тяжело заговорил Буллер. – У всех у нас был тяжелый день, и нам еще предстоит много дел. – Он взглянул на адъютанта. – Клери, будьте добры поднять тост за королеву.

Гарри в одиночестве шел хромая от большой палатки, где размещалась офицерская столовая. Обширное поле светящимися конусами покрывали меньшие палатки, освещенные по-разному, а над ними темный атлас ночного неба был расшит серебряными звездами.

Вино, выпитое за вечер, шумело в голове, и Гарри не замечал нависшей над лагерем унылой тишины.

Когда он вошел в свою штабную палатку, со стула у его стола встал человек. В свете лампы видно было, что лицо у него осунулось и в каждой линии тела проступает усталость.

– Добрый вечер, сэр.

– Вы пришли с отчетом?

– Да, сэр.

– Скажите, Кертис, много ли жертв?

В этом вопросе чувствовалось оживление, которое показалось Кертису отвратительным. Он не спешил с ответом и задумчиво разглядывал лицо Гарри.

– Мы понесли тяжелые потери. Из двадцати человек четверо погибли, двое пропали без вести, пятеро ранены.

– Вы приготовили список?

– Еще нет.

– Тогда скажите, кто они.

– Убиты Бут, Эймери…

Не в силах больше сдерживать нетерпение, Гарри выпалил:

– А этот сержант?

– Вы имеете в виду Кортни?

– Да, да.

Возбуждение смешивалось со страхом, и от этого внутри ощущалась пустота.

– Ранен, сэр.

Гарри испытал такое сильное облегчение, что должен был закрыть глаза и глубоко вдохнуть.

Шон жив. Слава Богу. Слава Богу!

– Где он сейчас?

– Его отправили в железнодорожный госпиталь. С первой группой тяжело раненных.

– Тяжело?

Облегчение Гарри сразу сменилось озабоченностью, и он хрипло спросил:

– Насколько тяжело? Насколько?

– Мне не сказали. Я пошел в госпиталь, но меня к нему не пустили.

Гарри тяжело сел и невольно потянулся к ящику, прежде чем спохватился.

– Хорошо, Кертис. Можете идти.