Уилбур Смит - Раскаты грома

– Нет! – закричал Шон. – Нет, Мбежане! Оставь его! Оставь!

Мбежане заколебался, замедлил бег, остановился и оглянулся на Шона. Тот стоял, держась за спину, и дыхание со свистом вырывалось из его горла. Снизу, с противоположного склона, донесся стук копыт одной лошади.

Звуки бегства Яна Паулюса стихли, и к Шону приблизились первые из тех солдат, что наступали от поезда. Шон захромал к ним.

Два дня спустя на поезде с подкреплением они добрались до Йоханнесбурга.

– Вероятно, нам нужно кому-то доложиться, – предположил Сол, когда они втроем остановились на платформе у небольшой груды вещей, спасенных из разбитого вагона.

– Иди докладывай, если хочешь, – ответил Шон. – А я осмотрюсь.

– Но нам негде остановиться, – возразил Сол.

– Держись дядюшки Шона.

Йоханнесбург – злой город, зачатый Золотом с девкой по имени Алчность. Но он весь пропитан весельем, возбуждением и спешкой. Вдали от него ты его ненавидишь, но, вернувшись, мгновенно снова подхватываешь заразу. Как Шон теперь.

Он вывел их с вокзала на Элофф-стрит и улыбнулся, глядя на знакомую улицу.

Народу – тьма. Кареты борются за проезд с конками – трамваями, в которые впряжены лошади. На тротуарах под трехи четырехэтажными зданиями – мундиры всех родов войск и яркие женские платья.

Шон остановился на ступенях вокзала и закурил сигару. Тут звуки уличного движения заглушил жалобный вой гудка на шахте, и к нему сразу же присоединились другие, знаменуя полдень. Шон машинально достал карманные часы, посмотреть, который час, и заметил, что все в толпе проделали то же самое. Он снова улыбнулся.

Йохбург не слишком изменился – те же привычки и те же чувства. Шахтные отвалы выше, чем он помнит, несколько новых зданий.

А на углу Комиссионер-стрит, разукрашенный, как свадебный торт, с железными финтифлюшками и крышей с карнизами, возвышается отель Канди.

С ружьем за одним плечом и мешком за вторым Шон протиснулся сквозь толпу на тротуаре. Сол и Мбежане шли за ним.

Он дошел до отеля и прошел во вращающиеся стеклянные двери.

– Грандиозно.

Сбросив мешок на ковер, Шон осмотрел вестибюль. Хрустальные люстры, бархатные занавеси, огражденные шнурами с серебром, пальмы и бронзовые урны, мраморные столики, мягкие плюшевые кресла.

– Что думаешь, Сол? Опробуем эту ночлежку?

Его голос разнесся по всему вестибюлю, заглушив негромкие вежливые разговоры.

– Не ори, – предостерег Сол.

Генерал в одном из плюшевых кресел выпрямился, повернул голову и посмотрел на них через монокль, а его адъютант наклонился и прошептал:

– Из колоний.

Шон подмигнул ему и прошел к стойке портье.

– Добрый день, сэр.

Портье смерил его ледяным взглядом.

– У вас забронирован номер для начальника моего штаба и для меня.

– На чье имя, сэр?

– Не могу ответить на этот вопрос. Мы здесь инкогнито, – серьезно сказал Шон, и у портье на лице появилось беспомощное выражение. Шон перешел на заговорщицкий шепот: – Вы не заметили человека, который принес сюда бомбу?

– Нет. – Глаза портье чуть сузились. – Нет, сэр. Не заметил.

– Отлично, – с облегчением сказал Шон. – В таком случае мы остановимся в номере Виктории. Прикажите отнести наш багаж.

– Номер Виктории занимает генерал Кейтнесс, сэр.

Портье начинал впадать в отчаяние.

– Что? – взревел Шон. – Да как вы посмели?

– Я не… Мы не…

Портье, заикаясь, попятился от него.

– Вызовите владельца, – приказал Шон.

– Да, сэр.

И портье исчез за дверью с табличкой «Посторонним вход воспрещен».

– Ты с ума сошел? – Сол ерзал от замешательства. – Этот отель нам не по карману. Пошли отсюда.

Под сосредоточенными взглядами всех гостей в вестибюле он остро чувствовал, какая у них грубая и грязная одежда.

Шон не успел ответить – из двери с надписью «Посторонним вход воспрещен» вышла женщина, очень красивая, но очень сердитая, с глазами, сверкающими не хуже сапфиров у нее на шее.

– Я миссис Раутенбах, хозяйка. Вы хотели меня видеть?

Шон улыбнулся, и ее гнев начал медленно испаряться – она узнавала его в грязной рубашке и без бороды.

– Ты еще любишь меня, Канди?

– Шон?

Она все сомневалась.

– А то кто же?

– Шон!

Она бегом кинулась к нему.

Полчаса спустя генерал Кейтнесс был выселен, а Шон и Сол удобно устроились в номере Виктории.

Приняв ванну, в одном полотенце вокруг пояса, Шон полулежал в кресле, а парикмахер сбривал его трехдневную щетину.

– Еще шампанского?

Канди за последние десять минут ни разу не отвела от него глаз.

– Спасибо.

Она наполнила его бокал, поставила возле правой руки и прикоснулась к мощным мышцам предплечья.

– Все еще твердые, – сказала она. – Молодо выглядишь. – Пальцы передвинулись ему на грудь. – Тут немного седины, но тебе идет.

Потом спросила у парикмахера:

– Еще не все?

– Минутку, мадам.

Он снова щелкнул ножницами у виска Шона, отступил и со скромной гордостью осмотрел свой шедевр. Пододвинул Шону зеркало, чтобы и тот одобрил.

– Отлично. Благодарю вас.

– Можете идти. Поработайте над джентльменом за следующей дверью.

Канди ждала достаточно. Едва дверь за парикмахером закрылась, она повернула ключ. Шон встал, и они через комнату посмотрели друг на друга.

– Боже, какой ты большой.

Голос ее был хриплым и бесстыдно голодным.

– Боже, как ты прекрасна, – ответил ей Шон, и они медленно пошли навстречу друг другу и встретились в центре на полу.

Позже они молча лежали. Наступил вечер, в комнате потемнело. Канди провела ртом по его плечу, а потом, как кошка вылизывает котят, принялась лизать длинные красные царапины на его шее.

Когда совсем стемнело, Канди зажгла газовый светильник под абажуром и поставила шампанское и печенье.

Они сидели на смятой постели и разговаривали.

Вначале они испытывали некоторую скованность из-за того, чем только что занимались, но скоро это прошло, и они просидели почти всю ночь.

Редко когда мужчине удается найти в женщине одновременно друга и любовницу, но с Канди это было возможно. И он рассказал ей все, что накопилось у него в душе и требовало выхода.

О Майкле и о странной связи, возникшей между ними.

О Дирке и о своих опасениях за этого мальчика.

О войне и том, что будет, когда она закончится.

О Лайон-Копе и акации.

Но одно он не мог рассказать ей. Не мог говорить о Руфи и о человеке, который был ее мужем.

В следующие несколько дней Шон и Сол явились в штаб и не получили ни направления на квартиру, ни нового назначения. Теперь, когда они приехали, казалось, они никому не нужны. Им приказали ежедневно докладываться и отпустили. Они вернулись в отель Канди и коротали дни за бильярдом или картами, а по вечерам ели, пили и разговаривали.