Уилбур Смит - Божество пустыни

Окончательно меня убедило в способностях Торана и его уме то, как превосходно он владел египетским языком, и то, что он прочел и изучил почти все мои трактаты. Он сказал, что считает мой трактат о морской войне и тактике гениальной работой и перевел на минойский язык многие мои стихотворения.

Только на второй день бесед мы затронули предполагаемый союз между нашими державами и как нам закрепить и упрочить этот союз. Эти беседы заняли еще три дня – мы проверяли ум и мышление друг друга; на четвертый день мы смогли подписать договор. Я подписал его и египетскими иероглифами, и минойским линейным письмом А.

Я решил, что самое время познакомить моих царевен с Тораном. И на другой вечер пригласил его и его свиту разделить с нами вечернюю трапезу.

Я лично выбрал вина и решил, какие яства подать. Перечень их был почти таким же длинным, как только что подписанный мною договор с Критом, но куда более соблазнительным и увлекательным. Потом я целый день посвятил подготовке царевен к этому событию. Для моих целей – не говоря уж о нуждах Египта – было очень важно, чтобы Торан послал во дворец в Кноссе благоприятный отзыв о царевнах.

С огромным вниманием я отобрал из множества одежд, привезенных из Фив, те ткани и цвета, которые лучше всего подчеркивали красоту моих девочек: розовый для Бекаты, зеленый для Техути.

Я сидел рядом с двумя цирюльниками, которые накладывали косметику. Я требовал от них совершенства. К тому времени, как их усилия меня удовлетворили, обе были в слезах, но результаты оправдывали мою настойчивость. Прекраснее моих девочек было только лицо богини Инаны в лунном свете. Я знал, что ни Торан, ни его хозяин на Крите не смогут противиться моим девочкам, как никогда не мог этого я сам.

Вечером я подождал, пока Торан и его свита усядутся за великолепно украшенный подготовленный мною стол, и лишь тогда дал моим девочкам знак войти.

Когда они проскользнули в большие двери в конце зала, воцарилось глубокое молчание. Мужчины онемели от восхищения, женщины – от зависти.

Мои царевны остановились перед Тораном и грациозно поклонились. Их сопровождала Локсис. Она тоже присела в поклоне. Конечно, я не стал заниматься обликом критской девушки. На ней было простое платье, обнажавшее колени. И лицо, и колени были красивы, но заурядны. Очевидно также, она сама причесывалась и красила лицо. В конце концов она ведь всего служанка – пусть будет довольна и тем, что ей разрешили прийти на пир.

Я искоса взглянул на Торана, чтобы оценить его отклик на такое изобилие женской красоты, и увидел, что он смотрит поверх голов моих царевен и улыбается. Я посмотрел в том же направлении и, к своему изумлению и досаде, увидел, что Локсис застенчиво улыбается ему в ответ. Я вспомнил ее предыдущее увлечение вельможей Ремремом и подумал, что у нее склонность к пожилым мужчинам.

И сразу переменил свое высокое мнение о Торане. Пусть он удачливый и эрудированный государственный деятель, с возвышенным вкусом к литературе. Но что касается женщин, ясно, что он не отличит сверкающую птичку колибри от невидной маленькой ласточки.

Я знаком предложил царевнам занять места с боков от Торана. Они уже получили от меня наказ ошеломить его тем, как владеют минойским языком. Кивком я отправил Локсис на дальний конец стола, где она могла прельщать моих младших военачальников своих лет и равного положения.

Следующие несколько недель мне пришлось провести в совещаниях с Тораном, вельможей Ремремом и шумерскими высшими военачальниками; мы обдумывали общую кампанию против царя Корраба. Дни летели, и у меня, казалось, не оставалось ни мгновения на отдых.

За два дня до выхода каравана из Вавилона в порт Сидон я почувствовал, что больше не могу сопротивляться искушению нанести прощальный визит в храм Иштар. Я пылко надеялся, что смогу обнаружить внутри этого странного здания следы Инаны – загадочное послание от нее или вообще любое тайное свидетельство ее присутствия.

Я договорился с Ониосом, одетым в зеленое жрецом Изиды, что он впустит меня в храм после того, как все посетители уйдут. Я пошел один, облачившись в серое одеяние с капюшоном, похожее на то, что всегда носит Инана. Прошел уже час после полуночи, когда я приблизился к калитке в стене храма, где меня ждал Ониос.

– Я хочу остаться один.

Я отпустил его, положив ему в ладонь серебряный мем. Он почтительно попятился, низко поклонился и исчез среди колонн гипостиля.

Без отражения солнца от бронзового зеркала на крыше храм казался темным и мрачным. Если не считать нескольких жрецов и жриц в зеленом, он был пуст. Помещения, в которых женщины исполняли свой обязательный долг перед богиней, пустовали. Несколько самых замечательных фресок освещали масляные лампы с полированными серебряными отражателями.

Дрожащий свет плясал на нарисованных фигурах, наделяя их собственной зловещей жизнью. Я останавливался перед некоторыми и дивился пропасти, разделяющей эти образы и истинную природу чистого возвышенного божества, которому они посвящены. За время путешествия с Инаной я узнал, что люди верят в богов, которые созданы их воображением. Мысль о том, что человек может подчинить бессмертных своей воле посредством молитв и жертвоприношений, казалась мне нелепой. Бессмертные делают то, что им подобает, они заботятся только о своих удовольствиях и своей власти.

Я медленно обошел просторные залы и помещения, но нигде не нашел даже самых незначительных свидетельств пребывания Инаны. Царь Мардук возвел гигантское здание в попытке заманить сюда богиню и пленить ее, но я знал, что богиня никогда не бывает добычей, она всегда охотница.

Я поднялся на террасу, огибавшую по спирали все здание. Здесь Инана часто являлась мне, но теперь от нее ничего не осталось. Я дошел до плоской крыши и увидел исполинское металлическое зеркало, которое днем отражало солнечные лучи вниз, в зал.

Я посмотрел на ночное небо, усыпанное алмазами звезд. Но и там она ничего мне не оставила. Только воспоминание о ней и обещание, что однажды она ко мне вернется.

Царь Нимрод приказал построить за главными воротами города царский павильон. Павильон был украшен флагами, цветами и пальмовыми листьями. В день, когда мы выступали в Сидон, великий царь занял место на возвышении.

Он был окружен знатными шумерами, старшими военачальниками и почетными горожанами. Вельможа Ремрем, начальник над воинами Гуи и другие египетские старшие воины, которым предписывалось остаться в Вавилоне, тоже заняли почетные места на помосте.

Накануне я отправил всех слуг, рабов и прочих невоенных вперед, раньше главного каравана. С ними отправились повозки со скарбом и запасные лошади и верблюды. Поэтому, когда мы проходили мимо царя Нимрода, со мной были только воины и их начальники.