Рафаэль Сабатини - Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь (сборник)

– В спешке не было необходимости. Мы можем быть уверены в поддержке его величества.

– Я действовал по обстановке, – отвечал дель Васто. – Это подарок Бога, и, я думаю, уже нет нужды в прорыве блокады. Мы можем подождать.

Горбун Джустиньяни со вздохом облегчения откинулся в кресле.

– Слава богу! Это было бы пустой затеей.

Но упрямец Монкада не поддержал их.

Смуглый крепыш-арагонец, сидевший во главе стола, был настроен пренебрежительно.

– Неужели вы полагаете, что мы можем ждать, пока гонцы ездят туда-сюда, улаживая эти вопросы, а Неаполь тем временем будет голодать? – Он подался вперед, будто в подтверждение своих слов ударив ладонью по столу. – Андреа Дориа может продаться, а может и не продаться. Единственное, что достоверно, – он не может быть куплен сегодня или на этой неделе. Такое дело требует времени, а у нас его нет. Отошлите ваших курьеров любыми способами, маркиз. Я должен доставить продовольствие в Неаполь, но не смогу этого сделать, пока не выгоню из залива Филиппино Дориа.

– Что, как я уже объяснял, невозможно из-за недостатка сил, – проворчал Джустиньяни. – Я кое-что в этом все же смыслю.

Однако запугать Монкаду было трудно. Этот высокородный баловень судьбы приобрел немалый опыт на службе Чезаре Борджиа и великому Гонсалво де Кордове. Он воевал на море против мавров и даже одно время был адмиралом императорского флота. Человек несравненной храбрости, он ее проявил и сейчас. Из арсенала и доков он собрал флот из шести обычных галер, четырех фелюг, пары бригантин и нескольких рыбацких лодок. И с этим-то ветхим флотом он предлагал напасть на восемь мощных, хорошо вооруженных галер, с помощью которых Филиппино удерживал господство в заливе! Он не обладал мощной артиллерией, но ее нехватку рассчитывал возместить людьми, посадив на корабли по тысяче испанских аркебузиров. Он был готов согласиться с тем, что это рискованно и риск смертелен. Но они попали в столь отчаянное положение, что готовы были пойти на все. Монкада обвел взглядом своих капитанов, чтобы запомнить, кто настроен против него.

После эмоционального выступления Монкады дель Васто был, пожалуй, единственным, кто ему противостоял. Он был так убежден в своей правоте, что скорее оставил бы Неаполь некоторое время страдать от чумы и голода, а сам бы отправился в Геную для переговоров с Дориа от лица императора.

Но все было напрасно. Ничто не могло убедить Монкаду. Все знали, что на помощь Филиппино шел флот под командованием Ландо. И как только он прибудет, шансы на прорыв блокады исчезнут. Любые проволочки крайне нежелательны.

На этом заседание было прервано, и капитаны разошлись, чтобы приступить к необходимым приготовлениям.

С самого начала вся эта затея была обречена на провал. Внезапность нападения – вот единственный способ одержать победу над сильной армией, если ваша слаба. Но этот шанс, могущий принести легкий успех, Монкада упустил.

В темные предрассветные часы одного из тихих дней в конце мая флот под командованием самого наместника покинул рейд у высот Позилипо и подошел к восточным берегам Капри, когда утесы острова уже начали розоветь под первыми лучами зари. Капитаны хотели выйти в полночь, чтобы под покровом темноты лечь в дрейф и дождаться подхода Филиппино, который двигался через Салернский залив. Но они так замешкались, что враги заметили их при свете дня до того, как скалы Капри успели их укрыть.

Внезапность была потеряна. Хуже того, Монкада, этот бесшабашный солдат удачи, вот уже тридцать лет игравший с судьбой, подготовился к битве, как к свадьбе. Он высадил свою армию на остров и устроил празднество. После этого монах отслужил молебен. И когда наконец Монкада вышел в море, чтобы встретить галеры Филиппино, шедшие для удобства маневра в кильватерном строю, то сделал это так безрассудно и шумно, словно в Венеции на водном фестивале в дни карнавала.

Просперо, получивший под свое командование «Сикаму», одну из лучших неаполитанских галер, наблюдал за всем этим, терзаясь мрачными предчувствиями. Шесть галер расположились в цепь борт к борту, как и их противники. Малые суда стояли в тылу. Как бы в угоду пылкому желанию Монкады вступить в сражение, скорость их все увеличивалась усилиями гребущих рабов, безжалостно подхлестываемых надсмотрщиками.

На подходе к Амальфи моряки увидели, что три дальние галеры из цепи кораблей Филиппино развернулись и пошли в открытое море.

Испанцы слишком поспешили с выводами.

– Они бегут! – понесся крик от судна к судну, и удары кнутов еще яростнее посыпались на спины задыхающихся гребцов.

Просперо, однако, оценивал положение иначе и сказал об этом дель Васто, стоявшему рядом с ним на корме «Сикамы». Неопытный в морских делах, маркиз намеренно предпочел играть роль лейтенанта при этом молодом капитане, чья слава была ему известна.

– Это не бегство. – Просперо указал на флаг, упавший на корме галеры, занимавшей теперь центральную позицию в цепи кораблей Филиппино. – Эти трое подчинились сигналу, а сигналящая галера – флагман. То, что этот план был заранее продуман, ясно из занимаемой им позиции. Отошедшие галеры стояли на своих местах лишь временно. Филиппино формирует резерв, который будет использовать, когда того потребует обстановка.

Единственное, что понял Монкада, – это что против его шести галер в настоящий момент идут пять. Ободренный, он устремился вперед, спеша подойти ближе, дабы свести на нет преимущества превосходящей артиллерии противника. Он так сосредоточился на этом, что даже пренебрег советом находившегося рядом с ним Трани открыть огонь.

– Это значило бы вызвать ответный огонь. Я хочу сделать все без стрельбы.

Однако Филиппино, веря в превосходство своей артиллерии, столь же рьяно стремился избежать абордажа. Пламя и дым вырвались из жерла большой пушки – «василиска» на носу флагманского корабля, и на Монкаду обрушился град камней, весивших по двести фунтов каждый. Мощный прицельный залп смел носовую скульптуру, прошелся вдоль неаполитанского флагмана от бака до юта, сея смерть и разрушение, разбил корму и ушел в воды залива.

Монкада и Трани, задыхаясь, стояли по колено в крови жертв снаряда. Из-за гибели части гребцов и паники в рядах оставшихся в живых весла дрогнули и перепутались. Два уцелевших, наполовину рехнувшихся надсмотрщика бросились к команде наводить порядок и, взывая к солдатам помочь вытащить убитых и раненых, нещадно избивали еще живых рабов.

Джироламо да Трани спешил на правый борт, чтобы занять место погибших и оглушенных взрывом канониров, прыгая через кровавое месиво на палубе. Добравшись до убитого канонира, он поднял выпавший из его руки фитиль и поднес его к запалу. В этот миг галера начала рыскать, и выстрел получился неточным, не принеся ущерба противнику. Офицер, старавшийся перекричать грохот, лихорадочно собирал стрелков в укрытии за обломками бака, Трани в отчаянии искал канониров для остальных пушек, когда второй залп легшего в дрейф вражеского флагмана обрушился на палубу.