Уилбур Смит - Голубой горизонт

– Отец! – окликнул Мансур.

Дориан сел на тюфяке. На нем была только набедренная повязка, его обнаженное тело было стройным и мускулистым, как у спортсмена.

– Кто здесь? – спросил он.

– Мансур.

– Что тебя тревожит в такой час?

Дориан услышал в голосе сына тревогу.

– В лагере этой ночью побывали два чужака. Они приезжали к сэру Гаю.

– Кто они?

– Я узнал обоих. Один – капитан Котс из гарнизона на мысе Доброй Надежды, тот самый, что преследовал по всей Африке Джима.

– Здесь, в Омане? – Дориан полностью проснулся. – Это кажется невозможным. Ты уверен?

– Еще более уверен я во втором. Лицо его будет храниться в моей памяти до дня смерти.

– Говори! – приказал Дориан.

– Это убийца Кадем ибн-Абубакер, свинья, убивший мою мать.

– Где они сейчас? – хрипло спросил Дориан.

– Убежали в пустыню, прежде чем я смог остановить их.

– Надо их догнать. Нельзя позволить Кадему снова спастись.

Дориан потянулся за одеждой, и в свете лампы на его груди блеснул шрам от удара кинжалом.

– Они на беговых верблюдах, – ответил Мансур. – У нас нет верблюдов, а они направились в пустыню. Мы не догоним их в песках.

– Тем не менее надо постараться.

Дориан позвал стражу.

Небо на востоке уже расцветило лимонное и оранжевое сияние, когда бин-Шибам собрал небольшую группу воинов пустыни; все были верхом и готовы к выступлению. Они проехали от лагеря до того места, где Мансур в последний раз видел двух всадников. Земля пропечена солнцем и тверда как камень; верблюды не оставили на ней никаких следов, но у преследователей не было времени дожидаться опытных следопытов, которые осмотрели бы каждый дюйм местности.

Под предводительством Мансура они двинулись в пустыню, в ту же сторону, что и Кадем. Через два часа быстрой езды увидели впереди фантастические очертания барханов. Склоны, по которым скользил песок, казались в призрачном свете синими, пурпурными и аметистовыми. Вершины – острые и дугообразные, словно спина гигантской игуаны.

Здесь, в глубокой впадине подвижного песка, они обнаружили следы двух верблюдов; следы вели на вершину бархана и там исчезали. Всадники пытались идти по ним, но лошади на каждом шагу вязли в песке, и в конце концов даже Дориан вынужден был признать поражение.

– Хватит, бин-Шибам! – сказал он седому старому воину. – Мы не можем ехать дальше. Подождите меня здесь.

Дориан даже Мансуру не позволил сопровождать его к вершине следующего бархана. Его усталая лошадь с каждым шагом сползала назад и лишь ценой огромных усилий добралась до вершины. Здесь Дориан спешился. Мансур снизу, из песчаной долины между барханами, наблюдал за отцом. Высокий и одинокий, отец смотрел в пустыню, утренний ветер раздувал его одеяние. Так он простоял долго, потом опустился в молитве на колени. Мансур знал, что он молится о Ясмини, и горе потери едва не захлестнуло его.

Наконец Дориан снова сел верхом и спустился с бархана: его жеребец скользил по склону, напряженно выпрямляя передние ноги.

Дориан не сказал ни слова, когда проезжал мимо всадников; опустив голову, он поехал назад к лагерю. Все последовали за ним, и Дориан всех привел к Искандерабаду.

В лагере он спешился и передал лошадь конюху. А сам пошел к палатке сэра Гая. Мансур за ним. Дориан собирался открыть сводному брату правду о себе, воскресить древние воспоминания об отношениях между ними и Сарой в детстве и потребовать объяснений, чем вызван тайный ночной визит Кадема ибн-Абубакера.

Однако, еще не дойдя до цели, он понял, что положение изменилось. У входа в шатер собралась группа незнакомцев. Все они были в одежде моряков и вооружены. Их возглавлял капитан «Арктура» Вильям Корниш. Дориан был так сердит, что едва не окликнул его по-английски. Огромным усилием воли он подавил свой гнев, но тот продолжал кипеть опасно близко к поверхности.

Он ворвался в шатер, Мансур за ним. Сэр Гай и Верити стояли посреди помещения. Они были в походной одежде и о чем-то беседовали с серьезным видом. Оба подняли головы, увидев вошедших с мрачными лицами.

– Спроси, что им нужно, – велел сэр Гай дочери. – Дай им понять, что их поведение оскорбительно.

– Мой отец приветствует вас. Он надеется, ничего серьезного не произошло.

Верити была очень бледна и казалась расстроенной.

Дориан сделал небрежный приветственный жест и осмотрел шатер. Служанки упаковывали последние вещи сэра Гая.

– Вы уезжаете?

– Мой отец получил очень важные известия. Он должен вернуться на «Арктур» и немедленно отплыть. Он просит меня передать вам самые искренние извинения. Он пытался сообщить вам об изменении своих планов, но ему сказали, что вы с сыном покинули Искандерабад.

– Мы преследовали разбойников, – объяснил Дориан. – Однако очень жаль, что ваш почтенный отец уезжает раньше, чем мы достигли соглашения.

– Мой отец тоже расстроен. Он просит передать вам благодарность за проявленную вами щедрость и гостеприимство.

– Прежде чем он уедет, я хотел бы просить его о помощи. Мы узнали, что прошлой ночью в лагере побывали два опасных преступника. Два человека, один араб, второй европеец, предположительно голландец. Ваш отец говорил с этими людьми? Мне сообщили, что видели, как они покидали ночью этот шатер.

В ответ сэр Гай улыбнулся, но улыбка была у него только на губах, глаза оставались холодными. Верити сказала:

– Мой отец желает заверить вас, что два человека, приходившие ночью в лагерь, – не преступники. Это вестники, которые принесли новости, заставившие отца изменить его планы. Они пробыли с ним очень недолго.

– Ваш отец хорошо знает этих людей? – настаивал Дориан.

Ответ сэра Гая был явной ложью.

– Мой отец раньше никогда их не видел.

– Как их звали?

– Они не назвали своих имен, а отец не спрашивал. Их имена ему не интересны и не важны. Это простые посыльные.

Мансур внимательно наблюдал за лицом Верити, когда она отвечала на вопросы. Лицо оставалось спокойным, но голос звучал напряженно, а темные тени под глазами словно соответствовали мрачным мыслям. Она не хотела смотреть на Мансура. Он чувствовал, что она лжет: может, ради отца, а может, и ради себя.

– Могу я спросить его превосходительство, какие именно вести принесли посыльные?

Сэр Гай с сожалением покачал головой. Потом достал из внутреннего кармана пергаментный пакет с королевским гербом и надписью «Honi soit qui mal y pense» и двумя красными восковыми печатями.

– Его превосходительство сожалеет, но это официальный секретный документ. Любое иностранное государство, которое попытается его перехватить, развяжет войну.

– Пожалуйста, заверьте его превосходительство, что мы не собираемся начинать войну.

Дориан не решился настаивать дальше.