Уилбур Смит - Голубой горизонт

И еще ее преследовали кошмары. Ей часто снилось, что она снова в Хоис-Брабанте; она видела треножник и шелковые веревки, видела при свете свечей темную фигуру в костюме палача, черные перчатки и кожаную маску с прорезями для глаз. Когда наваливался такой кошмар, ее захватывали темные фантазии, и только голос Джима будил ее, спасал от ужаса.

– Ежик! Проснись! Все в порядке. Это только сон. Я здесь. Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

Она всегда вырывалась в явь, испытывая глубокую благодарность.

С каждым днем он нравился ей все больше, и она доверяла ему. Но не могла позволить прикоснуться к себе. Даже в самых обычных бытовых контактах, когда он поправлял ее кожаное стремя и касался лодыжки, когда он передавал ей ложку или чашку с кофе и их пальцы соприкасались, она испытывала страх и отвращение.

Как ни странно, но на расстоянии он привлекал ее. Когда Джим ехал рядом с ней и она ощущала его теплый мужской запах, слушала его голос и смех, это делало ее счастливой.

Однажды она столкнулась с Джимом неожиданно, когда он мылся в реке. Он был в штанах, но кожаную куртку и рубашку оставил на берегу; он набирал воду в горсти и поливал голову. Джим стоял к Луизе спиной и ее не видел. Несколько долгих мгновений, прежде чем отвернуться, она смотрела на гладкую безупречную кожу его спины. Она резко контрастировала с загорелыми руками. Мышцы под светлой кожей четко выделялись и меняли форму, когда он поднимал руку.

Луиза снова испытала необычное ощущение, дыхание ее участилось, вспомнились тающая тяжесть внизу живота и то расплывчатое стремление, которое разбудил в ней Коэн ван Риттерс, прежде чем погрузить в пучину своих порочных фантазий.

«Не хочу, чтобы это повторилось, – думала она, лежа в темноте. – Не могу разрешить мужчине опять коснуться меня. Даже Джиму. Хочу, чтобы он был моим другом, и только. Я уйду в монастырь. Для меня это единственное спасение».

Но в глубине дикой Африки нет монастырей, и в конце концов Луиза уснула.

Ксиа привел Котса и его отряд охотников за наградами назад, к лагерю, где они лишились лошадей и откуда они начали долгое возвращение в колонию. С той ночи миновало много недель, в горах прошли сильные дожди и бушевали ветры. На взгляд любого, кроме Ксиа, природа уничтожила все следы.

От старого лагеря Ксиа двинулся за сбежавшими лошадями, чутьем определяя, в какую сторону Джим погнал украденное стадо и где снова собрал животных. В четверти лиги от старого лагеря он нашел отпечаток стального колеса – еле заметный след на глинистом сланце, который не могли оставить ни канна, ни любое другое животное. Он определил возраст следа – не слишком свежий, но и не слишком старый. Это стало первым фрагментом в мозаике предстоящей погони.

Отсюда Ксиа начал поиск, осматривая укромные места – между двумя скалами, возле поваленного дерева, в мягкой глине на дне донги, в слоях сланца, достаточно мягких, чтобы след возник, и достаточно твердых, чтобы сохранить его.

Котс и его люди шли за ним на расстоянии, стараясь не наступить на старый след и не нарушить его. Часто, когда след становился таким незаметным, что даже волшебство Ксиа не могло его распутать, они расседлывали лошадей и ждали – курили, болтали, играли в карты, ставя на кон деньги из награды, которую получат за беглецов. Наконец Ксиа, приложив бесконечное терпение, разгадывал очередную загадку. Он звал остальных, они снова садились верхом и отправлялись дальше в горы.

Постепенно расстояние до беглецов сокращалось, след становился отчетливее, и Ксиа двигался с большей уверенностью. Тем не менее лишь через три недели после первого обнаружения слабого следа Ксиа увидел отпечатки лошадей и мулов: здесь Джим и Баккат использовали животных, чтобы обмануть преследователей, а потом бросили их.

Вначале Котс не мог понять, как их обманули. Он видел следы лошадей, но с ними не было следов человека. С первого дня Котсу было чрезвычайно трудно общаться с Ксиа, потому что бушмен очень плохо владел голландским, а его жесты не могли объяснить сложную природу уловки Бакката. Но потом Котс понял, что нет следов лучших лошадей: Холодка, Вороны, Апельсинки, Оленя и, конечно, Драмфайра и Трухарт.

– Они разделились, чтобы стадо увело нас от них. – Котс наконец понял и побледнел от ярости. – Все это время мы шли кругами, а преступники уходили в другом направлении.

Ему нужно было на ком-то сорвать гнев, и под руку подвернулся Ксиа.

– Хватайте желтую крысу! – крикнул Котс Рихтеру и Ла-Рише. – Хочу содрать шкуру с этого вонючего черномазого.

Они схватили бушмена раньше, чем он понял их намерение.

– Привяжите его к дереву.

Котс показал на большое кривое дерево. Всем нравилось предстоящее. Солдаты сердились на бушмена не меньше Котса: ведь он виноват в трудностях и лишениях последних месяцев, и месть будет сладка. Кожаными ремнями его привязали за руки и за ноги. Котс сорвал набедренную повязку, оставив Ксиа обнаженным.

– Гоффель! – приказал Котс солдату-готтентоту. – Нарежь колючих веток такой толщины. – Он показал кольцо из большого и указательного пальца. – Шипы оставь на ветках.

Котс сбросил кожаную куртку и покрутил правой рукой, разминая мышцы. С берега ручья пришел Гоффель с охапкой колючих веток, и Котс неторопливо выбрал одну из них, прочную и гибкую. Ксиа, напрягаясь в путах, смотрел на него большими глазами. Котс срезал шипы с толстого конца ветки, чтобы не поранить пальцы; вся остальная ветка ощетинилась острыми колючками с красными кончиками. Подходя к Ксиа, Котс взмахнул импровизированным хлыстом.

– Ну, маленькая гадюка, ты заставил меня плясать фанданго, но теперь твоя очередь!

И он нанес первый удар по плечам Ксиа. На коже осталась полоса с множеством нерегулярных проколов кожи, из каждого потекла кровь. Ксиа завопил от боли и гнева.

– Пой, помесь человека с бабуином, – с мрачным удовлетворением сказал Котс. – Будешь знать, что нельзя делать дурака из Эрминиуса Котса.

И он снова хлестнул. Зеленая ветка начала распадаться от силы его ударов, шипы отламывались и оставались в теле Ксиа.

Ксиа дергался и пытался разорвать путы, на руках у него тоже выступила кровь. Голосом, слишком громким для такого маленького тела, он выкрикивал гневные слова и обещания мести на языке, непонятном белым людям.

– Ты умрешь за это, белая гиена! Пожиратель помета! Ты совокупляешься с трупами! Я убью тебя самым медленным моим ядом, пьющий мочу змей и сперму обезьян!

Котс отбросил сломанную ветку и выбрал другую. Рукавом рубашки он стер пот с лица и начал снова. И продолжал до тех пока и он, и Ксиа не устали. Рубашка Котса промокла, дыхание стало неровным. Ксиа молча повис на кожаных путах, кровь темными змейками стекала по его спине и ягодицам и капала на пыль под ногами. Только тогда Котс сделал шаг назад.