Сандра Браун - Новый рассвет

– Наверное, мне действительно стоит принять ванну, раз уж ты из-за нее столько хлопотала.

– Принеси из конюшни чистую одежду, а я пока достану полотенце.

Когда Бэннер снова зашла на кухню, Джейк еще не вернулся. Она беспокойно выглянула в окно и перевела дыхание только тогда, когда он появился из конюшни. Когда он открывал заднюю дверь, она суетливо пристраивала полотенце, мыло и мочалку на стол так, чтобы он мог дотянуться до них рукой.

– Я ненадолго оставлю тебя одного, – ласково проворковала она.

– Спасибо.

– Располагайся.

Бэннер вышла и закрыла дверь из кухни в гостиную. Прошла в спальню. Дверь за собой закрывать не стала. Озорной чертик, поселившийся в ней, не позволил сделать это. Бэннер скинула халат и повернулась в сторону кухни, надеясь, что Джейк откроет дверь и увидит ее.

Но он не открыл. Бэннер услышала плеск воды. Он был уже в ванне. Эта мысль обдала ее жаром, который обвился вокруг ее бедер, проник между ними, поднялся вверх, охватил грудь.

Она нерешительно подняла руку к набухшему соску. В памяти возникла рука Джейка, касание которой сообщило нечто такое, что сама Бэннер о себе не знала. Плоть отозвалась. Она задрожала. Между бедер просочилась горячая влага.

Она быстро отдернула руку, боясь, что гнев Господень поразит ее за порочность.

Но образ Джейка, лежащего в ванне, преследовал. Бэннер выросла рядом с братом и поэтому не была столь не сведуща в мужской анатомии, как большинство ее сверстниц. Но она никогда не видела обнаженного взрослого мужчину, а из суждений немногих замужних подруг, осмелившихся касаться запретной темы, вынесла мнение, что это зрелище пугающее и труднопереносимое.

Но она представляла Джейка прекрасным, и никаким иным. Если во всем остальном он красив, то почему это должно быть безобразным? Она не испугается. Она выросла на скотоводческой ферме и знала, что происходит с самцами, когда они возбуждаются.

Кроме того, у нее был опыт. Сначала, когда она впервые почувствовала крепкий толчок в свое тело, было страшновато, но боль оказалась терпимой. Она ощущала его , он был шелковисто-длинный, твердый, как сталь. Но она его не видела, и теперь ее снедало любопытство: каков же он на вид?

Может быть, предложить Джейку потереть спину?

Но, сделав несколько шагов к двери, Бэннер отвергла эту идею: слишком откровенно.

Она решила, что, наверное, ужасно распутна, и все-таки не переставала надеяться, что когда-нибудь они с Джейком снова займутся любовью и уж тогда будут обнаженными. Натягивая платье, она ощущала каждый сантиметр своего тела. Прохладная ткань шуршала, касаясь лихорадочно горевшей кожи.

Бэннер выбрала ярко-зеленое платье с глубоким вырезом. Оно очень плотно облегало талию. Юбка была широка ровно настолько, чтобы мягко колыхаться при ходьбе. На спине платье застегивалось на пуговицы, и в этом было все дело. Она не доставала до верхних пуговиц из-за слишком узкого корсета.

Кухонная дверь была еще закрыта, но плеска не слышалось уже несколько минут. Бэннер пересекла гостиную и постучала.

– Джейк!

– Что?

– Можно войти?

– Это твой дом.

Она распахнула дверь. Джейк тащил ванну по полу. У задней двери он ее наклонил и вылил воду на ступеньки.

Бэннер застыла на месте. Джейк успел натянуть только чистые черные брюки. Ни обуви, ни рубашки на нем не было. Он поднял пустую ванну и убрал ее в стенной шкаф, а она глаз не могла оторвать от мускулов на его груди, руках, спине. Когда он повернулся к ней, у нее перехватило дыхание.

Вблизи его тело казалось еще более великолепным, чем издали. Ее заинтриговали бронзовые кружки сосков, окруженные золотыми завитками волос. Если их потрогать и приласкать, ответят они так же, как ее собственные, или нет?

Бэннер проследила взглядом атласную полоску волос, стрелой спускавшихся по торсу и курчавившихся вокруг пупка, чуть выше пуговицы на брюках. Черная материя обтягивала чресла. Узкий покрой оставлял мало места для воображения. На Бэннер жгучей волной нахлынули недавние мысли. Голова закружилась.

Она с трудом отвела взгляд и посмотрела Джейку в глаза.

– Помоги мне с пуговицами. – Ее голос звучал капризно, с ненамеренной интимностью. Она подошла к нему и повернулась спиной. Руками приподняла волосы с шеи.

Джейк справился с пуговицами гораздо проворнее, чем желала Бэннер. Много ли пуговиц ему доводилось застегивать раньше? Или расстегивать? Эта мысль не давала покоя. Может ли она сравниться с женщинами, которых он знал? Если еще не может, то должна постараться. Ни с кем Джейку не будет так хорошо, как с ней. Об этом она позаботится. Сдаваться она не намерена.

Придерживая волосы сбоку, Бэннер обернулась.

– Мы купаемся в одной ванне, ты застегиваешь мне платье. По всем признакам можно подумать, что мы муж и жена, разве не так?

Жесткое лицо Джейка застыло. Синева глаз стала почти бесцветной.

– Вряд ли, Бэннер. Будь мы мужем и женой и встреть ты меня в дверях, одетая только в мокрый халатик, ты была бы уже у меня в постели, а я задрал бы тебе юбку выше головы и трахал, пока в ушах не зазвенит.

Бэннер застыла с открытым ртом. Воздух вышел из ее легких недоверчивым всхлипом. Лицо побледнело, кожа на щеках натянулась. Она отшатнулась и схватилась за грудь, словно Джейк ее ударил. Затем повернулась и выскочила из кухни. Раздался стук двери в спальню.

Джейк привалился к косяку. Кулаки сжались так, что костяшки пальцев побелели.

– Прости, Бэннер, прости, – шептал он в потолок.

Он понятия не имел, когда же его осенило? Может быть, понимание вползало в него всю неделю, как змея. А может быть, грянуло как гром среди ясного неба. Но где-то на полпути между домом и конюшней, куда Джейк отправился за чистой одеждой, он вдруг понял: Бэннер пытается соблазнить его, завлечь не в постель, а в брак.

Так вот для чего она устроила тот вечер! Любезности, замечательный ужин, бездна внимания, молчаливые намеки на то, что, если он хочет лечь с ней в постель, она готова. Он был слепым идиотом!

И ей это почти удалось. Если бы именно тогда Лидии не вздумалось приехать в гости, он бы подчинился зову плоти и занялся любовью с Бэннер. Один раз, да еще по ее просьбе, может быть, можно простить. Но дважды? Никогда. Ему пришлось бы жениться на ней.

Он не винил Бэннер. Она еще дитя, легковозбудимая молодая особа, чьей гордости нанесен беспощадный удар. С практической точки зрения было бы весьма разумно, если бы они поженились. Может быть, он давно вынашивал эту мысль где-то в потаенном уголке сознания?

А если нет, то почему, когда Лидия уезжала, он не испытал такой острой тоски по ней, к какой привык? Почему вместо этого ему хотелось поскорее вернуться в дом и продолжить любовную игру с Бэннер? Джейка озадачило, что при виде того, как Лидия покидает его и возвращается к Россу, у него не возникло знакомой боли в сердце. Она была красивой, такой, как всегда. Но уже не была самой красивой. С каких пор Бэннер стала эталоном, по которому он оценивал других женщин? А ведь он считал, что любит Лидию. Так что, черт возьми, происходит?