Гэри Дженнингс - Ярость ацтека

Признаться, меня совершенно не воодушевляла перспектива учинить расправу над женщиной: мне в жизни не доводилось применять к дамам силу, а уж тем более их убивать. Конечно, стоило попробовать припугнуть графиню: приставить ей нож к горлу и потребовать оставить Карлоса в покое. Однако, если судить по тому, как лихо тогда ночью она палила из пистолета, решимости этой самой Камилле, похоже, не занимать, и напугать ее будет не так-то просто. Вполне может статься, что красавицу графиню все-таки придется убить.

* * *

Она вошла неожиданно, я едва успел спрятаться за балконными занавесками. Вернувшись на удивление рано, графиня, хотя ночь еще не настала, тут же принялась раздеваться, и внезапно до меня дошло: да ведь это она, как было принято у светских дам, просто заехала переодеться, чтобы отправиться на следующий бал в другом наряде. Кажется, Камилла даже пробормотала что-то насчет «безмозглой служанки», видать, досадуя, что горничная ушла на гуляние и ей некому помочь.

Глядя на то, как графиня снимает платье и многослойные нижние юбки, я понял, почему Карлос, рискуя жизнью, похищал для нее военные секреты. Эх, я и сам, пожалуй, не отказался бы стать вором и убийцей ради такой красавицы, но мысль о дыбе, кострах и раскаленных клещах инквизиции несколько умаляла мое желание.

Балконная дверь была открыта, создавая сквозняк. Я стоял, не шелохнувшись, за занавесками, когда Камилла вдруг подошла, чтобы закрыть ее. Резко сдвинув шторы, графиня наткнулась прямо на меня. Камилла еще не отпустила ткань, а моя рука уже закрыла ей рот. Но она тут же укусила меня за руку, да еще и пнула в самое чувствительное место.

¡Ay de mí! Что за дьявол эта женщина! Сцепившись, мы пересекли всю комнату, пока я не повалил ее на кровать, оказавшись сверху.

– Мне известно, чем ты занимаешься! – выдохнул я. – Только попробуй позвать на помощь, и тебя повесят как шпионку.

Ее зубы снова сомкнулись на моей руке. Я вскрикнул и отпустил женщину. Камилла уставилась на меня, слегка успокоившись и задышав ровнее, и тут я снова прижал ее к постели. Но исходивший от нее запах кружил мне голову и будоражил мужское естество, которое, отнюдь не впервые в моей жизни, брало начало над здравомыслием.

– Кто ты? – спросила она.

– Друг Карлоса.

Нижнее белье приоткрыло грудь красавицы графини, и я уставился на нее как человек, оказавшийся на необитаемом острове и внезапно увидевший источник с пресной водой.

Наши глаза встретились. Я уже давно не был близок с женщиной, и Камилла мигом прочла все: желание в моих глазах, вожделение в моем сердце, слабость в моей душе.

Мои губы живо нашли ее грудь. Ее нежные руки обхватили мой затылок.

– Сильнее... – прошептала Камилла.

Я облизывал и посасывал ее соски, которые набухли и затвердели от моих прикосновений. Мне много раз доводилось получать удовольствие, когда putas проделывали такое с моим garrancha, а сейчас я сам чувствовал, как соски этой женщины твердеют под моим языком.

Моя рука нашла влажное сокровище между ее ног, где, в свою очередь, набухал ее сокровенный маленький garrancha – никогда еще мне не приходилось нащупывать бутон любви, столь возбужденный и жаждущий. Я просто не мог не отведать, каков он на вкус, а потому засунул голову Камилле между ног... и тут услышал щелчок взводимого курка.

Я скатился с кровати, перехватил сжимавшую пистолет руку за запястье и выкрутил ее. Оружие выпало.

– Ах ты, сука!

– Возьми меня. – Ее губы нашли мои.

¡Аy de mí! Ну что тут можно сказать в свое оправдание! Эта женщина презирает меня, пытается убить, оскорбляет... а я, как побитый пес, покорно выполняю ее желания.

Впрочем, сокрушаться о столь прискорбном унижении мне пришлось недолго: Камилла вскочила, достала garrancha у меня из штанов, оседлала его и буквально насадила себя на него.

Она поднималась и падала, поднималась и падала, мой меч входил в нее глубоко и с силой: вновь, вновь и вновь. Зрение мое помутилось, потом из глаз словно посыпались искры, нет, тысячи красных комет, сталкивавшихся между собой, вырывавшихся, разлетавшихся, как вспышки, как брызги... как кровь ?

А кровь все лилась и лилась по моему лбу, застилая глаза. Эта коварная рuta обрушила на меня медную вазу, схватив ее со стоявшего рядом столика.

Одновременно она так зажала и скрутила между ногами мое мужское достоинство, что наслаждение моментально обратилось в адскую боль: я испугался, что она сейчас вообще оторвет мне член. Пистолет снова оказался в ее руке.

Я ударил Камиллу сбоку кулаком по голове, сбросив ее с себя на пол, схватил пистолет и натянул штаны. Она села, потирая голову; глаза ее горели, верхняя губа кровоточила.

– Послушай, женщина, что это тебе вдруг вздумалось убивать мужчин? Почему бы нам не лечь снова и не продолжить наслаждаться друг другом?

– Наслаждаться?! Ты думаешь, я могу получать удовольствие, совокупляясь с ацтекской швалью? Не говоря уж о том, что я видала члены побольше и у белок.

Я потерял дар речи. Честно говоря, мне очень хотелось ударить красавицу графиню снова, однако куда больше, что уж тут скрывать, мне хотелось снова затащить ее в постель. Короче говоря, моя слабость к женщинам, особенно к стервам, в очередной раз возобладала.

– Puta! – было единственным, что я сумел сказать, хотя sí, да, конечно, осознавал, насколько это бессильная и бесполезная ремарка. В тот момент ничего больше просто не пришло мне в голову.

Я отвернулся от Камиллы, в первый раз в жизни поджав хвост. Можно убить мужчину, который тебя оскорбляет, но как поступить в таких обстоятельствах с женщиной?

Уже вылезая в окно, я оглянулся и увидел, что графиня возится еще с одним пистолетом. Похоже, оружия у этой дьяволицы было больше, чем у преторианской гвардии Наполеона.

Я перелез через балкон, на секунду ухватившись за перила, спрыгнул вниз и, оказавшись на улице, кинулся бежать. И тут вдогонку мне понеслись крики: «Насильник! Вор!» – а затем раздался звук выстрела. К счастью, на этой улочке не было ни души, а там, где сейчас толпились пьяные зеваки, не услышали бы и выстрела из пушки. Прихрамывая, ибо подвернул ногу при падении, я побрел к лагерю, посрамленный поражением, которое потерпел от этой невероятной женщины. Правда, мой стыд улетучился, стоило мне вспомнить полученное наслаждение. Что поделать, так уж я устроен – во всем, что касается женщин.

* * *

На следующий день мы с Карлосом отправились смотреть знаменитую пирамиду Куикуилько. И опять же, как и в прошлый раз, если он и знал о происшествии с графиней, то ничем этого не выдал.

Я ожидал увидеть в Куикуилько столь же впечатляющее сооружение, как пирамиды Солнца и Луны в Теотиуакане, но местная достопримечательность оказалась значительно, раза в четыре, их меньше. Впрочем, она в любом случае была отнюдь не маленькая, приблизительно в дюжину раз выше взрослого мужчины, и, даже частично покрытая застывшей лавой, а частично заросшая, все равно представляла собой внушительное строение. Другое дело, что сейчас она больше походила на холм, чем на пирамиду, и, не знай я, что это дело рук человеческих, решил бы, что передо мной маленький вулкан. Не будучи столь величественной и таинственной, как великие пирамиды Теотиуакана, она казалась более мрачной, суровой и даже угрюмой.