Роберт Байрон - Дорога в Оксиану

Наш гость рассказывал, словно предчувствуя будущее. Как выяснилось, он смирился с подобным положением дел. Персия всегда была такой. Единственное, что можно сделать, – это дождаться смерти тирана.

Тегеран, 11 ноября. – Суббота. По-прежнему здесь.

Я решил ехать во вторник. В понедельник нашёл в продаже автомобиль «Моррис» за 30 фунтов стерлингов. Выгодная сделка. На самом деле я думал, что получится уехать на следующий день.

Оформление водительских прав и различных разрешений – на машину, на пребывание в Персии и на поездку в Мешхед, – письма губернаторам Мешхеда и других городов по маршруту следования заняло четыре дня. Меня называли récalcitrant de la loi 123, поскольку я не оформил удостоверение личности. Для его получения мне пришлось в трёх экземплярах раскрыть тайну места рождения моей матери. Тем временем владелец машины уехал из Тегерана, передав доверенность весьма пожилому адвокату в розовом твидовом фраке. Сделка была заключена, подписи засвидетельствованы, но полиция отказалась регистрировать транспортное средство, поскольку доверенность распространялась на всё земное имущество продавца, кроме автомобиля «Моррис», не упомянутого в тексте напрямую. Решение об отказе было отменено после обращения к вышестоящему полицейскому чиновнику, который дал по телефону указание своему подчинённому. Но когда мы вернулись в первый департамент, находившийся в 300 ярдах, там ничего об этом не знали. Мы начали расспрашивать в соседних отделах. Наконец кто-то вспомнил, что ответивший на звонок служащий вышел по делам. Небеса нам благоволили. Мы столкнулись с ним на улице, после чего прошли к рабочему столу. Ситуация раздражала чиновника. Без копии доверенности, сказал он, ничего не выйдет. И пока та не готова, не соблаговолим ли мы оставить его в покое. Адвокат отправился покупать писчую бумагу. Все мы – сын владельца, хозяин гаража и я – нашли прибежище на тротуаре возле главной площади и, сидя на корточках вокруг старого сердитого писца, наблюдали за тем, как падают с носа его очки и как перо, подобно гарпуну, рвёт бумагу, превращая лист в трафарет. Ни одно предложение не было написано без одобрения со стороны полиции; едва начиналось следующее, как требовались новые правки. Словно колония потревоженных лягушек, мы прыгали по площади, вколачивая то одно, то другое слово, пока ночь не пришла на смену сумеркам. Когда копия была готова, потребовалось написать ещё одну в полиции. Площадь подходила для этого лучше; в офисе отключили электричество, и нам пришлось писать при слабом свете быстро сгорающих спичек, которые расходовались в огромном количестве и обжигали кончики пальцев. Я смеялся, остальные из моей компании тоже смеялись; полицейские хохотали как заведённые, но затем с самым серьёзным видом заявили о том, что свидетельство о праве собственности будет готово только через три дня. В результате часового спора они пообещали выдать документы на следующее утро. Утром я снова пришёл в офис – бумаги будут через три дня. Но теперь, действуя в одиночку, я имел преимущество: моего знания персидского языка хватало озвучить свои просьбы, но не понять отказов. И снова мы направились к офицеру через улицу. После чего громко затрещали телефоны в кабинетах и все чины заметались по офису. Документ возник из ниоткуда. И всё это, позвольте мне добавить, составляло лишь десятую долю всех событий, пережитых мной в течение последних четырёх дней.

Дата выпуска автомобиля – 1926 год. Двигатель требовал некоторого внимания. Проверив вчера его работу, я намеревался отправиться в путь в шесть утра. Но к концу проверки сел аккумулятор. Я выезжаю в полдень в надежде добраться до Амирие к вечеру, и тогда худшие из перевалов, кроме последнего, останутся позади.

Команда Ноэла, бросившая угольный аппарат в Дувре, приехала вчера вечером на двух «Роллс-Ройсах». Газогенератор угольщиков, говорят, проработал пять ночей в пустыне между Дамаском и Багдадом, после чего сломалась пара шатунов, которые сейчас в ремонте. Я до сих пор не уверен, что угольщики здесь появятся. Нельзя полагаться на случай. Перевалы после пятнадцатого числа могут перекрыть в любое время.

Айне-Верзан (ок. 5000 футов), позднее 7.30 вечера. – В шестидесяти милях от Тегерана сломалась задняя ось.

«В Хорасан! В Хорасан!» – кричал полицейский у городских ворот. Я чувствовал удивительную бодрость во время продвижения через дефиле 124Эльбурса. Неважно, куда мы ехали, вверх или вниз, двигатель всегда работал на пониженной передаче; только это могло спасти нас от опрокидывания на преодолеваемом повороте.

Семь крестьян, помогая себе песнями, толкали машину в гору к деревенскому сараю. Дела хуже некуда, но я не собираюсь возвращаться в Тегеран.

Шахруд 125 (4400 футов), 13 ноября. – Утром в Айне-Верзан прибыл автобус с женщинами-паломницами, направлявшимися в Мешхед. Меня разбудила их болтовня внизу во дворе. Уже через пять минут я сидел рядом с водителем, а мой багаж аккуратно лежал под ногами у дам.

На перевале над Амирие мы оглядывались на растущее множество пиков, хребтов и контрфорсов, на белый конус Демавенда в вершине неба, а затем снова смотрели вдаль над бескрайним плато, где горы вздымались приливной волной и дышали, то погружаясь в сумрак, то блистая на свету, а тени и солнечные лучи следовали за своими хозяевами-облаками по арене земного шара. Осенние пожелтевшие деревья украшали сиротливые деревни. Вокруг них – пустыня, каменистая, сияющая чёрными отблесками пустыня восточной Персии. В Семнане, пока дамы пили чай в кирпичном караван-сарае, я узнал про старый минарет 126и успел найти его до того, как полиция нашла меня. После чего, поэтически выражаясь, я был полон грусти от осознания, что больше не смогу оставаться в этом прекрасном городе. Затем с наступлением сумерек мы уехали в автобусе. «Поедем с нами в Мешхед», – предложил водитель-негр, называя мне дружелюбную цену. Упорно отказываясь, я вышел в Дамгане.

В этом месте стоят два башенных мавзолея 127XI века, украшенные старинной вязью. Они построены из отличного кирпича цвета café-au-lait, но общее впечатление портит безобразная кладка. Разрушенная мечеть, известная как Тарикхане 128, или «Дом истории», ещё старше; её круглые приземистые колонны напоминают английскую деревенскую церковь нормандского периода и, должно быть, унаследовали свою неожиданную романскую форму от сасанидской традиции. Как только Персию завоевал ислам, вся исламская архитектура заимствовала её. Интересно следить за процессом, имеющим столь грубое начало, ещё до того, как тот обретёт художественную ценность.