Роберт Льюис Стивенсон - Похищенный. Катриона

Рэнсом болтал без умолку все про то же, и я наконец догадался, кого подразумевал он под двадцатифунтовыми. То были злосчастные преступники, которых продавали в неволю и отправляли в Америку, а также дети, с еще более незавидной участью: несчастные жертвы наживы или родовой мести, похищенные мошенниками и проданные в рабство.

В это время мы поднялись на вершину холма и увидели перевоз. Как известно, залив Ферт-оф-Форт в этом месте суживается и подобен большой реке; здесь и выстроена паромная переправа. Верхняя излучина залива образует закрытую гавань, куда заходят большие суда. На середине – островок с крепостными развалинами; на южном берегу – мол с паромным причалом. У самого края мола, на той стороне дороги, виднелся трактир, называемый в народе «Боярышник» по причине произрастания в саду под окнами кустов боярышника и остролиста.

Городок Куинсферри расположен чуть западнее. Около трактира в это время было довольно безлюдно: только что на противоположный северный берег отошел полный паром. Правда, у мола покачивался на волнах ялик, на банках [6] Банка – сиденье в лодке. которого спали матросы. Как разъяснил мне Рэнсом, это была шлюпка с брига, ожидавшая шкипера, а в полумиле от нее одиноко стоял на якоре и сам «Ковенант». Заметны были оживленные приготовления к отплытию: матросы брасопили [7] Брасопить реи – поворачивать реи брасами, особыми снастями, в горизонтальном направлении. реи, ветер с залива доносил звуки песни. После всего услышанного я взирал на этот корабль с отвращением чрезвычайным и в душе весьма сочувствовал тем несчастным, которые осуждены были на нем плыть.

Наконец на холм втащился мой дядя. Подойдя к нему, я сказал:

– Хочу предупредить вас, сэр, я на «Ковенант» не поплыву.

– Ну что же, воля твоя, ничего не попишешь. А что мы стоим? Этак и простудиться недолго. Да и «Ковенант», того и гляди, отойдет.

Вскоре мы подошли к трактиру. Рэнсом препроводил нас по лестнице в небольшую комнату, где стояли кровать да стол и горел камин, от которого шел жар, точно из преисподней. За столом у камина сидел высокий, смуглый, чрезвычайно серьезного вида человек и что-то писал. Несмотря на сильную духоту, на нем была толстая морская куртка, застегнутая на все пуговицы, и высокая, надвинутая на уши мохнатая шапка. Никогда мне не доводилось встречать более невозмутимого, деловитого и уверенного в себе человека. Его спокойствию позавидовал бы и судья.

Увидя нас, он встал, подошел к дяде Эбинизеру и протянул ему свою большую, крепкую руку.

– Весьма польщен, мистер Бальфур, – сказал он густым, приятным голосом. – Хорошо, что вы подоспели вовремя. Ветер попутный, вот-вот начнется отлив, так что к ночи, глядишь, нам засветит старый добрый маяк на острове Мэй.

– Ну и жара у вас в комнате, капитан, – проговорил дядя. – Невозможно дышать.

– Что поделать, привычка, мистер Бальфур, – отвечал шкипер. – Я постоянно мерзну: холодная, видно, кровь, сэр. Мне что мех, что фланель, что стакан теплого рому – температура, как говорится, выше не станет. Такие люди, как я, сэр, надышались там. Обожжены жаром тропических морей.

– Да, капитан, натуре своей не изменишь, – заметил дядя.

Однако ж случилось так, что причуда шкипера стала одной из причин моих дальнейших несчастий. Как я ни уверял себя, что буду приглядывать за дядей, страстное желание поглядеть на море и нестерпимая духота в комнате скоро произвели свое действие, и, когда дядя предложил мне пойти прогуляться, я тотчас с радостью глупца устремился вон.

Итак, я вышел во двор, оставив двух компаньонов за бутылкой вина среди рассыпанных по столу бумаг, и, перейдя дорогу, спустился к заливу. Ветер утих, берег лизали волны не больше озерной ряби. Но меня удивили водоросли: были тут зеленые, были бурые, длинные, я брал их снизу, и у меня между пальцев лопались пузырьки. Даже вдали от моря вода остро отдавала солью. Между тем на «Ковенанте» начали ставить паруса, и они замелькали на реях, как белые гроздья. Воображение рисовало мне дальние страны и путешествие по морю.

Я поглядел на матросов в ялике: дюжие молодцы с загорелыми лицами, кто в рубахе, кто в куртке, иные в цветастых шейных платках и у каждого большой нож, пристегнутый в ножнах сбоку. Заговорив с одним из матросов, с виду не таким уж отпетым разбойником, я осведомился о времени отплытия. Он сказал, что бриг снимется с якоря, как только начнется отлив, и прибавил с воодушевлением, что, мол, давно пора, потому что в здешнем порту нет приличных таверн с музыкой. Под конец он присовокупил такую густую брань, что я поспешил отойти в сторону.

Я вспомнил о Рэнсоме – то был сущий ангел среди этой шайки, – а тут как раз он вылетел из трактира и подбежал ко мне, умоляя дать на стакан пунша. Я сказал, что пунша он не получит, ибо мы еще молоды для подобных наклонностей, но вот эля, и вправду, отчего бы не выпить. Рэнсом выругался, принялся, по обыкновению, паясничать и гримасничать, но было видно, что элю он очень обрадовался. Вскоре мы уже сидели в трактире, прихлебывая из кружек и с аппетитом уплетая закуски.

Тут мне вздумалось завязать знакомство с трактирщиком, который, как человек здешний, обо всем знающий, мог оказаться мне довольно полезен. Я сказал, что ставлю ему кружку эля и пригласил к нам за стол, что было в духе обычаев того времени, но, очевидно, мое общество показалось не очень лестным этой важной особе. Трактирщик хотел было уйти, но я окликнул его и спросил, не знает ли он мистера Ранкейлора.

– Как не знать, – отвечал он. – Очень приятный, почтеннейший джентльмен. А позвольте спросить, уж не вы ли пришли с Эбинизером?

Я удовлетворил его любопытство.

– А вы не друг ли ему будете? – спросил трактирщик, разумея под этими словами, не довожусь ли я Эбинизеру родственником, ибо на шотландском наречии слова «друг» и «родственник» звучат одинаково.

Я отвечал, что вовсе не родственник.

– Я так и подумал. А все же вы чем-то напоминаете мне мистера Александра. Что-то в вас есть этакое.

Я заметил, что Эбинизер, как видно, здесь пользуется дурной славой.

– Не то слово: старый прохвост, негодяй. Многие тут у нас мечтают о том, чтобы он болтался на виселице. Скольких он по миру пустил, крова лишил. Вот хотя бы Дженнет Клаустон… Да многие наберутся. А ведь некогда был такой обходительный молодой человек. А потом, как пошли про него слухи, так словно подменили.

– Что за слухи?

– А вот что он мистера Александра-то убил. Да неужто вы не слыхали?

– Да с какой стати ему его убивать?!

– Как с какой стати? А имение – имение-то он к рукам прибрал.

– Какое? Поместье Шос?

– Вот-вот, какое ж еще.