Али Шер-Хан - Инсбрукская волчица

Оставшиеся сорок минут пути до Инсбрука прошли без приключений. На подъезде к городу колёса стучали как-то по особенному, словно выбивая какую-то мелодию. Мне казалось, это город приветствует своих вернувшихся домой жителей «С ВО-ЗВРА-ЩЕ-НИ-ЕМ!»

А вот и станция! Мы быстро хватаем наши вещи и спешим выйти. Толчеи здесь особой нет, в отличие от того же Мюнхена или Вены. Всё-таки Инсбрук маленький город, здешние темпы жизни не сравнить с венскими.

Домой мы решили идти пешком. Жара спала, и теперь погода была благодать – в самый раз для прогулок. Вот и сами горожане потянулись на улицу. В другие дни я бы охотно погуляла с мамой, тем более, такая возможность выпадала крайне редко, но сейчас мне просто хотелось прийти домой и завалиться спать в ожидании завтрашнего дня.

– Примите наши соболезнования, фрау Зигель, – говорили соседи.

Иные спешили поделиться своими новостями. Мама отделывалась дежурными ответами либо молча кивала своим знакомым, поскольку сама здорово устала. Едва мы вошли в дом, мама тотчас бросила сумки в прихожей и поспешила в гостиную. Я же разлеглась на диване, вытянув ноги.

– Ох, дел выше крыши, – сокрушалась она, – ты не поможешь мне?

– Угу, – отвечаю я, нехотя поднимаясь.

Мама ловко раздавала мне команды, стараясь равноценно распределять обязанности. Мне не привыкать – я всегда помогала родителям, если попросят. Мама же неожиданно разговорилась и теперь делилась своими планами. Меня определяли в гимназию. Теперь мне нужны форма, учебники, тетради и ещё много чего. Больше всего мне не нравилось, когда мама затевала свои монологи – я в этот момент чувствовала себя просто чужой, и не знала, куда себя деть – уйти, так мама может обидеться, а остаться, так что я буду говорить? Мама ставила меня в безвыходное положение.

Да, скоро учебный год начнётся, но это же не значит, что надо мне постоянно об этом напоминать?

Из дневника Ингрид Лауэр

«15 августа 1901 года

Наконец, я разобралась с устройством моего скромного быта и могу снова приняться за дневник. Здесь у меня две маленькие комнатки, кухня и каморка для прислуги. Никакой прислуги пока нет, мой дорогой Вальтер может быть спокойным – я не пользуюсь плодами чужого труда. Но со временем, когда обучение и забота и моих первых ученицах будет забирать всё моё время (а я думаю, что так оно и будет!) придётся найти какую-нибудь честную немолодую женщину для помощи по дому. Конечно, я могу сама вставать пораньше, растапливать печь, готовить себе кофе, бегать на угол улицы за свежими рогаликами, как делаю это сейчас. Но это будет отнимать время от моих основных обязанностей, поэтому ничего не поделаешь. Да-да, Вальтер! Я планирую в ближайшем будущем стать «эксплуататоршей».

Моим оправданием может служить только твёрдое убеждение, что прислуга у меня не будет сильно загружена, и я ей буду достойно платить.

Конечно, я каждый день пишу в Цюрих моему жениху. Вальтер на письма скуп, такой уж у него нрав, но в его коротких посланиях я нахожу всё то же страстное желание рука об руку идти вместе по жизни, исправлять сообща этот бедный мир, где так много несправедливости и насилия.

Я немного скучаю о Швейцарии, о подругах и наших совместных ежевечерних посиделках у Матильды. Её фотокарточка стоит на тумбочке возле моей кровати рядом с прекрасным фотопортретом Вальтера. Каждое утро я желаю доброго утра моим дорогим друзьям, которые придали совсем новый смысл моей жизни.

С ужасом вспоминаю ту роскошь, в которой я жила в доме родителей, сытую грубость отца и неразвитость моей бедной мамы. Да, родители любят меня больше жизни. Но что они смогли дать мне, кроме самых элементарных отрывочных знаний из случайных областей наук? Да, они оплачивали мою учёбу в гимназии, а потом в университете до того момента, когда я сама начала зарабатывать уроками и смогла отказаться от их помощи. Но можно ли назвать деньги, которые они потратили на моё образование, вполне честными? Разве они получили их своим беззаветным трудом? Разве приложили они усилия, чтобы эти деньги заработать?

Мой отец всю свою жизнь проводит в пустом служении системе, не созидая ничего полезного, а моя мама просто впустую проживает свои дни. Даже нас, детей, она не воспитывала сама, сбросив этот труд на гувернанток.

Теперь мне нужно очень старательно трудиться, чтобы искупить вину нашей семьи перед несчастным народом, простыми людьми, которые всю свою жизнь непосильно работали для того, чтобы мы все были сыты, одеты и могли наслаждаться наукой и искусством.

29 августа 1901 года

Сегодня имела длинный подробный разговор с фрау Вальзер – моей будущей начальницей. Мы с ней пили чай в её кабинете. В целом она произвела на меня благоприятное впечатление. По крайней мере, эта женщина зарабатывает на жизнь своим трудом, а не сидит на шее у мужа или брата.

Фрау Вальзер уже пожилая, ей, наверное, под шестьдесят, но держится она очень прямо. Мама мне в детстве рассказывала, что в гимназиях раньше заставляли носить специальные корсеты для сохранения осанки. А кто такие корсеты носить отказывался, тем привязывали к спине грифельные доски. Некстати вспомнив этот рассказ, я всё время нашего разговора с начальницей гимназии испытывала очень сильное желание заглянуть ей за спину – а не привязана ли там грифельная доска?

У фрау Вальзер достаточно передовые взгляды на воспитание девочек. С радостью я узнала, что наказания вроде стояния на «позорном» месте или оставления без обеда в этом учебном заведении не практикуются, конечно, меня это радует. Нельзя подобными способами воспитать свободных людей, и, к счастью начальница разделяет мою точку зрения. Немного удивил меня её холодный тон, в котором она говорила об ученицах из предместья. Оказывается, в гимназии учится около сорока человек из самых бедных семей на частные стипендии.

Вечером гуляла по городу. В детстве мне пришлось несколько лет прожить в Инсбруке, я даже посещала ту гимназию, в которой мне теперь предстоит преподавать.

За эти годы мало что изменилось. Городок небольшой, но приятный, много красивых старинных домов. Конечно, огорчает бедность на окраинах. Я даже видела один дом с полуразвалившейся стеной, просто дыра завешена занавеской, и там живут люди!

Нельзя мириться с таким ужасным положением вещей, с неравенством, с ужасающей бедностью!

Вчера получила письмо от Вальтера – он пишет то же самое! У него были опять неприятности с полицией. Мой дорогой! Как же я хочу взять на себя хотя бы часть твоих забот! Но надеюсь, что мой труд по воспитанию новых людей, без раболепия и несправедливости, хотя бы немного приблизит меня к тебе по уровню духовного развития»