Артур Конан Дойл - Тайна серебряного зеркала

– Мой дорогой мальчик, – произнес его товарищ, – ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Ты перенапряг нервы со своей работой и делаешь из мухи слона. Как могло нечто подобное бродить по улицам Оксфорда, пусть даже поздно вечером, и не попасться никому на глаза?

– Оно попалось. Город напуган из-за сбежавшей обезьяны, которой они считают эту тварь. Все только об этом и говорят.

– Что ж, это исключительная цепь совпадений. И все же, мой дорогой друг, ты должен признать, что у всех этих событий по отдельности может быть более естественное объяснение.

– Что?! Даже у моего сегодняшнего приключения?

– Разумеется. Ты вышел из своей башни с расстроенными нервами, думая лишь об этой твоей теории. Какой-то тощий голодный бродяга поволокся следом и, увидев, что ты побежал, осмелел достаточно, чтобы погнаться за тобой. Остальное сделали твои страхи и воображение.

– Не сделали, Питерсон, не сделали.

– А что до того, что ты нашел саркофаг пустым, а затем, спустя несколько мгновений, с мумией… Сам понимаешь, лампа едва светила, а у тебя не было причин особенно приглядываться к саркофагу. Вполне возможно, что в первый раз ты просто не разглядел тварь.

– Нет, нет, тут никаких сомнений быть не может.

– Ли мог сам свалиться в реку, а на Нортона мог напасть душитель. Разумеется, ты рвешь и мечешь насчет Беллингема; однако, окажись ты перед судьей, он просто рассмеялся бы тебе в лицо.

– Знаю, что рассмеялся бы. Именно поэтому я намереваюсь взять дело в свои руки.

– Что?

– Да, я чувствую ответственность перед обществом; к тому же я должен сделать это ради собственной безопасности – в противном случае мне придется позволить этой твари изгнать себя из колледжа, а это было бы несколько малодушно. Я уже в целом решил, как поступлю. Прежде всего, могу я на час одолжить твои бумагу и перья?

– Разумеется. Все, что тебе нужно, на боковом столике.

Положив перед собой лист бумаги, Аберкромби Смит сначала час, а потом и еще один быстро что-то писал. Страница за страницей откладывалась в сторону, пока друг Смита сидел, откинувшись в кресле и глядя на него с терпеливым любопытством. Наконец, издав возглас удовлетворения, студент-медик вскочил на ноги, сложил бумаги по порядку и опустил последнюю из них на стол Питерсона.

– Будь добр, подпиши как свидетель, – сказал он.

– Свидетель? Чего?

– Моей подписи и даты. Дата важнее всего. От этого может зависеть моя жизнь, Питерсон.

– Мой дорогой Смит, ты несешь какой-то бред. Молю, ложись спать.

– Наоборот, никогда в жизни я еще не говорил так осознанно. И обещаю, я лягу спать в тот же момент, когда ты это подпишешь.

– Но что это?

– Заявление обо всем, о чем я рассказал тебе этим вечером. Я хочу, чтобы ты его засвидетельствовал.

– Разумеется, – сказал Питерсон, ставя свое имя под именем товарища. – Вот! Но в чем дело?

– Будь добр, сохрани это и предъяви в случае моего ареста.

– Ареста? За что?

– За убийство. Оно весьма вероятно. Я хочу быть готовым к любому развитию событий. У меня есть лишь один путь, и я пребываю в решимости пройти по нему.

– Во имя небес, не поступай опрометчиво!

– Поверь, гораздо опрометчивее было бы поступить каким бы то ни было иным образом. Надеюсь, беспокоить тебя не понадобится, но у меня будет легче на душе от осознания того, что у тебя есть заявление о моих мотивах. А теперь я готов последовать твоему совету и отправиться спать, ведь утром я хочу быть в самой лучшей форме.

Аберкромби Смит был не тем человеком, которого разумно превращать в своего врага. Неторопливый и невозмутимый, в гневе он был страшен, ведь во всем, что Смит делал в жизни, он проявлял ту же осознанную решимость, которая отличала его в науке. Раз уж он отвлекся на день от своих занятий, то этот день не будет потрачен впустую. Хозяину имения он о своих планах не сказал ни слова, однако в девять уже направлялся в Оксфорд.

На Хай-стрит он зашел к оружейнику Клиффорду, у которого купил тяжелый револьвер и упаковку патронов центрального воспламенения. Зарядив шесть из них в револьвер и наполовину взведя его, Смит положил оружие в карман сюртука. Затем он направился к Хейсти; здоровяк-гребец завтракал, читая газету «Спортинг таймс», прислоненную к кофейнику.

– Привет! Как дела? – спросил он. – Выпьешь кофе?

– Нет, спасибо. Я хочу, чтобы ты пошел со мной, Хейсти, и сделал то, о чем я попрошу.

– Разумеется, мой мальчик.

– И взял с собой увесистую палку.

– Вот это номер! – вытаращился на Смита Хейсти. – Вот этот вот стек свалит вола.

– Еще кое-что. У тебя есть коробка с ножами для ампутаций. Дай мне самый длинный из них.

– Держи. Похоже, ты всерьез встал на тропу войны. Что-нибудь еще?

– Нет, этого хватит. – Положив нож во внутренний карман сюртука, Смит зашагал вместе с другом ко двору башни. – Мы с тобой не робкого десятка, Хейсти, – произнес он. – Думаю, я и сам справлюсь, однако хочу подстраховаться. Я собираюсь сказать пару слов Беллингему. Если бы дело было только в нем, ты бы мне, разумеется, не понадобился. Однако, если я закричу, поднимайся и лупи своим стеком с такой силой, с какой только сможешь. Понимаешь?

– Ладно. Поднимусь, если услышу тебя.

– Тогда жди здесь. На это может уйти некоторое время, но не уходи, пока я не спущусь.

– И с места не двинусь.

Поднявшись по лестнице, Смит открыл дверь Беллингема и вошел внутрь. Беллингем писал что-то, сидя за своим столом. Рядом с ним, среди прочего его причудливого имущества, возвышался саркофаг мумии с аукционным номером 249; отвратительный обитатель саркофага был совершенно неподвижен. Внимательно оглядевшись, Смит закрыл дверь, запер ее, вынул ключ из замочной скважины, а затем, шагнув к камину, чиркнул спичкой и разжег огонь. Беллингем сидел, таращась на него со смесью ошеломления и ярости на своем раздутом лице.

– Да уж, похоже, ты действительно чувствуешь себя как дома, – выдохнул он.

Смит спокойно сел, опустил свои часы на стол, вытащил револьвер, взвел его и положил себе на колени. Затем он достал нож для ампутаций из своего внутреннего кармана и бросил его перед Беллингемом.

– Теперь, – сказал он, – принимайся за дело и расчлени мумию.

– Ох, правда? – произнес Беллингем презрительно.

– Да, правда. Говорят, по закону тебе предъявить нечего. Но я знаю закон, который это исправит. Если в течение пяти минут ты не примешься за дело, то, клянусь Богом, создавшим меня, я всажу пулю прямо тебе в мозг!

– Ты убьешь меня?

Беллингем приподнялся; его лицо побагровело.

– Да.

– С какой целью?

– Чтобы положить конец твоим козням. Минута уже прошла.

– Но что я сделал?

– Мы оба знаем что.

– Это просто запугивание.

– Две минуты.