Артур Конан Дойл - Тайна серебряного зеркала

Я вновь устремил взгляд на дверь и, к своему изумлению, увидел крохотную старушку, которая, хромая, вошла из коридора в зал. Пройдя по нему взад-вперед несколько раз, она присела у края полукруга, явив взгляду лицо, выражение чистой злобы на котором я не смогу забыть никогда. Казалось, каждая гнусная страсть оставила на этой отвратительной физиономии свой отпечаток.

– Ха-ха! – завопила она, растопырив свои иссохшие пальцы подобно когтям неопрятной птицы. – Ты видишь, что я собой представляю. Я – дьявольская старуха. Я ношу желто-бурые шелка. Мое проклятие нисходит на людей. Сэр Вальтер был ко мне неравнодушен. Буду ли я твоей, смертный?

Мне удалось в ужасе покачать головой, в ответ на что она, замахнувшись на меня костылем, исчезла с жутким криком.

Однако глаза мои к тому моменту словно сами собой устремились к открытой двери, и я уже почти не удивился виду вошедшего в нее высокого мужчины с благородной осанкой. Лик его был мертвенно-бледен, однако с ним резко контрастировала темная челка ниспадавших назад волос. Подбородок мужчины украшала короткая острая бородка. На нем были свободные, но все же подогнанные по фигуре одежды, сшитые, судя по всему, из желтого шелка с большой белой фрезой. Пройдя через комнату медленным величественным шагом, он обернулся и заговорил со мной приятным голосом с изысканными модуляциями.

– Я – рыцарь. Я – тот, кто пронзает, и тот, кто пронзен. Вот моя шпага. Я звеню сталью. На сердце моем кровавое пятно. Я могу испускать глухие стоны. Мне покровительствовало немало старых консервативных семей. Я – изначальное привидение поместья. Я работаю один или в компании визжащих девиц.

Он вежливо склонил голову, словно ожидая моего ответа, однако мое горло вновь сдавило, и я вновь не смог произнести ни слова; низко поклонившись, призрак исчез.

Впрочем, еще до его ухода меня охватило чувство сильного страха, и я ощутил присутствие в комнате жуткого существа смутных очертаний и неопределенных размеров. Оно, казалось, то заполняло собой все помещение, то становилось невидимым, всегда, впрочем, оставляя явственное ощущение своей близости. Когда существо заговорило, голос его был дрожащим и прерывистым.

– Я – тот, кто оставляет следы и капли крови. Я блуждаю по коридорам. Чарльз Диккенс сделал на меня намек. Я издаю странный и неприятный шум. Я выхватываю письма и кладу невидимые руки людям на запястья. Я весел. Я разражаюсь жутким смехом. Рассмеяться ли мне сейчас?

Я отрицательно поднял руку, однако слишком поздно для того, чтобы остановить неприятный хохот, эхом отразившийся от стен комнаты. Привидение исчезло еще до того, как я успел опустить руку.

Я повернул голову к двери как раз вовремя, чтобы увидеть человека, спешно и украдкой вошедшего в комнату. Это был загорелый крепкий детина с серьгами в ушах и небрежно повязанным вокруг шеи каталонским платком. Голова мужчины была склонена на грудь, и весь его вид выдавал в нем человека, терзаемого невыносимыми угрызениями совести. Он метался взад и вперед подобно тигру в клетке, и я заметил блестевший у него в одной руке нож, в то время как другая сжимала нечто, выглядевшее как кусок пергамента. Когда он заговорил, его голос был глубоким и звучным.

– Я убийца, – сказал он. – Я негодяй. Я хожу украдкой. Ступаю беззвучно. Я немало знаю об Испанском Мэйне [6] Принятое у английских пиратов название северного побережья Южной Америки. . Умею искать утраченные сокровища. У меня есть карты. Я силен и хороший ходок. Могу наводить страх в большом парке.

Он с мольбой взглянул на меня, однако прежде, чем я успел ему ответить, ужас парализовал меня при виде возникшего в дверях кошмарного фантома.

Это был чрезвычайно высокий человек – если это вообще можно было назвать человеком; длинные кости выпирали сквозь свинцового цвета гниющую плоть. Фигуру окутывал саван, накинутый на голову как капюшон, из-под которого выглядывали два дьявольских глаза, глубоко сидевших в своих жутких глазницах, пылая подобно раскаленным докрасна уголькам. Нижняя челюсть отвисла на грудь, являя взору сморщенный, иссохший язык и два ряда неровных черных клыков. Содрогнувшись, я вжался в кресло при виде того, как это ужасное привидение двинулось к краю полукруга.

– Я – американский кошмар, – сказало оно, и голос его, казалось, исходил из-под земли. – Все остальные – фальшивки. Я – воплощение Эдгара Аллана По. Я косвенно и кошмарно. Я низменный призрак, подчиняющий дух. Узри мою кровь и мои кости. Я жуток и тошнотворен. Я не нуждаюсь ни в чем рукотворном. Работаю с погребальными одеждами, крышкой гроба и гальванической батареей. Заставляю волосы седеть в ночи.

Сущность протянула ко мне свои лишенные плоти руки, словно в мольбе, однако я покачал головой, и она исчезла, оставив после себя жуткую, тошнотворную, невыносимую вонь. Я осел в своем кресле, настолько подавленный чувством ужаса и отвращения, что готов был бы отказаться от самой идеи заиметь себе призрака, будь я уверен, что этот стал последним в ужасной процессии.

Однако тихое шуршание одежд сказало мне, что он не был таковым. Подняв взгляд, я узрел белую фигуру, вышедшую из коридора на свет. Когда она переступила порог, я увидел, что это молодая красивая женщина, одетая по моде давно минувших дней. Ее руки были сложены, а на бледном горделивом лице читались следы страсти и страдания. Она пересекла зал с мягким звуком, подобным шороху осенней листвы, после чего, устремив на меня свои прекрасные и невыразимо печальные глаза, произнесла:

– Я грустна и сентиментальна. Та, что прекрасна, и та, кем воспользовались. Я была покинута и предана. Я кричу в ночи и скольжу по коридорам. Мои предки весьма почтенны и большей частью аристократичны. Мои вкусы эстетичны. Старая дубовая мебель вроде этой подошла бы, если к ней добавить еще немного кольчуг и много гобеленов. Неужели ты не возьмешь меня?

Ее красивый голос затих, и она умоляюще протянула ко мне руки. Я всегда был подвержен женскому влиянию. Вдобавок чем был бы призрак Джоррокса рядом ней? Можно ли представить себе выбор, сделанный с более безупречным вкусом? Разве не рисковал бы я причинить вред собственной нервной системе, общаясь с сущностями вроде моего последнего визитера? Не лучше ли наконец сделать выбор? Женщина улыбнулась мне ангельской улыбкой, словно читая мои мысли. Улыбка эта все и решила.

– Она подойдет! – вскричал я. – Я выбираю ее.

В порыве энтузиазма я шагнул к ней и переступил через окружавший меня магический полукруг.

– Арджентайн, нас обокрали!

Я смутно осознавал произнесенные слова – точнее, крик; он повторялся вновь и вновь, а я все никак не мог осознать его смысл. Ужасный стук в моих висках, казалось, подстраивался под их ритм, и я закрыл глаза под звуки колыбельной «Обокрали-обокрали-обокрали». Однако я вновь открыл их оттого, что меня сильно встряхнули, и вид миссис д’Одд в самом скудном одеянии и самом гневном расположении духа был достаточно впечатляющим для того, чтобы я сумел собраться с мыслями и понять, что я лежу на спине на полу, головой в пепле, насыпавшемся вчера из камина, и с небольшой стеклянной чашей в руке.