Сергей Никифоров - Не могу не писать…

Телефоны в редакции понятно что: звонили не переставая, покраснели, чуть не разорвались!..

В течение дня: несколько агентств и 3 телеканала дали информацию на информационные ленты и в эфир, потом дали опровержение, но 2 редактора газет, перепечатавших наш некролог уволились, одного директора информагентства сняли, один продюсер телеканала слёг с инфарктом, один даже имитировал попытку суицида во избежание ответственности.

Наш главред, будучи основным акционером, сам себя не снял, разговаривал только матом, телефон сначала не убирал от уха, переключаясь с одного входящего на другой, потом перестал брать, потом выключил и сидел в кабинете тихо, и смотрел в одну точку или на меня.

Я был вызван к главному первым прямо с утра. Мне было сказано: "Сволочь!" Потом весь день я просто сидел, и со мной не говорили. Главный только смотрел, лицо менялось, и конец мой был мне не известен, только понятно, что ужасен.

Главный был сам журналист; что косяки бывают, понимал – сам через это проходил, но данный случай понятно, что был не типичен, и развязка ситуации непредсказуема.

И ещё он ждал… Ни одна из принадлежащих НАШЕМУ " почившему" олигарху газет, ни один из каналов, которые, по слухам, он контролирует, ни словом не обмолвились на животрепещущую тему…

И это было ещё страшнее, чем если бы они полоскали бы нас весь день, угрожали исками и грозили страшным судом.

И эта тишина пугала главреда по настоящему. До холода в спине. По крайней мере, так было со мной: тело немело от ужаса, а мозг пытался отключиться и впасть в прострацию.

Так продолжалось до 22:00. Вся страна жила пересудами на тему, а главный виновник "торжества" весь день сидел в кабинете шефа и ждал своей участи.

В 22:05 у главного зазвонил сотовый. Он взял трубку, сказал: «Алло…» Потом встал, сел, снова встал, протянул трубку мне, сказал: «Это тебя..», и снова сел: бледный и какой-то обмякший; правый глаз у него стал подёргиваться, а нога отбивала чечётку, но он этого не замечал.

Я взял трубку и алёкнул. Трубка сказала: «Привет!» Говоривший представился, и мне стало нехорошо – это был он, наш живой "труп", великий и ужасный, короче, наш всемогущий, раньше времени "похороненный" мной ОЛИГАРХ.

Представившись, он сообщил мне, что у меня есть 15 минут, чтобы предстать перед ним, как есть, в его офисе, находящемся в квартале от редакции. Сказал, что машина за мной выехала, и должна быть уже рядом. И положил трубку.

Странно, что я не описался. Сказал главному: "Я к НЕМУ.» Главред, производивший в этот момент впечатление не совсем адекватное, после моих слов окончательно стал похож на умалишённого, взгляд у него блуждал, и появилась улыбка типичного городского сумасшедшего.

Я понял, что говорить с ним сейчас бесполезно, и вышел. Сбежал по лестнице, толкнул дверь на улицу, и… пожалел, что не описался сразу… Прямо на тротуаре, напротив входа в редакцию, стоял дорогой идеально чёрный, блестящий американский … катафалк. Дверь для меня открыл и держал нараспашку явно охранник, с проводом в ухе. Двое таких же стояли по бокам от входной двери редакции. Возникшая было надежда сбежать разбилась об их взгляды, и я покорно вошёл в этот гроб на колёсах.

Дорога заняла 5 минут, ещё 10 проход в офис "покойного", и подъём на начальственный этаж.

Там стекло, метал, красавица за стойкой ресепшн, потом стекло, дерево, красавица за столом секретарши, ещё раз то же самое, распашные двери, голос из ниоткуда : «Прошу…», и – я в кабинете размером со спортзал в школе. На горизонте стол хозяина, за ним никого, и от этого ещё страшнее.

Он подошёл сбоку, от диванов в углу, поэтому я и не понял, откуда был голос, ещё раз повторил: «Прошу!», и прошёл за журнальный стол в другом углу кабинета, указав мне на стул, а сам почти лёг в кресло напротив.

Смотрел на меня молча. Долго. А потом заржал. Не улыбнулся, засмеялся, захихикал, а именно заржал! Потом повернулся в сторон,у нажал пульт, выехал экран, зажужжал проектор, и на экране появилось моё изображение. Камера видно стояла где-то у него за спиной, и я увидел себя: лохматый, весь помятый, глаза шальные, по лбу течёт, как будто я только из бани, лицо уже слегка дебильное, рука согнута в локте и в ней по прежнему мобильный шефа.

Я заржал тоже, правда, по-другому, от нервов, от напряжения, от неопределённости.

А он прекратил, дождался, когда я тоже остановился, и сказал: «Что? Тяжёлый день?»

Я ответил: «Да уж!.. А у Вас?»

Он посмотрел на меня и вдруг сказал: «А мне то что? У меня всё – ОК! Я же живой, хоронить заранее – хорошая примета: ещё сто лет, может, проживу, да и столько внимания… Кто только не позвонил, даже пару конфликтов с конкурентами уладилось от неожиданности воскрешения. Даже Президент позвонил, а это дорогого стоит!

И – ни обиды, ни злости, ни претензий.

Я спросил, зачем катафалк тогда.

Он ответил, что шутка, баш-на-баш.

И тут я чуть не упал. Отпустило, что весь день держало, нервы сдали, силы ушли.

Он понял, сказал, чтобы ехал домой, а завтра в 5 был в его офисе, за городом, секретарша даст телефон, наберёшь – объяснят как подъехать.

Нажал кнопку, вошла секретарша, проводила вниз, охранник открыл дверь в машину, на этот раз – минивэн.

Дома вошёл, снял ботинки, бросил пиджак, упал на диван и умер…

… умер не совсем. Просто отрубился, полностью, так, что когда проснулся, не мог пошевелить сначала ни руками, ни ногами. На часах полвторого дня, голова чужая, лежу в одежде, на покрывале, поперёк кровати.

Хорошо один. Радость моя у родителей, иначе пришлось бы что-то объянять, а мне сейчас явно не до этого…

Потихоньку пришёл в себя, пошевелился, сел на кровати, покачал головой, вспомнил про приказ быть в 5 где-то за городом, помылся, побрился, перекусил, набрал номер секретаря олигарха, узнал, что машина ждёт уже у дома, оделся, и спустился вниз.

Дверь больше не открывали, охраны нет, только водитель. Поздоровался, тронулись, выбрались из двора, водитель добавил газу, переулки, Кутузовский, Рублёвка, Жуковка, Барвиха … Лапино. Забор, охрана, забор, охрана, лес, лес, лес, аллея и… дворец! 5 этажей, охрана, дворецкий лифт, секретарь, и – опять спортзал по размеру, только ампир, золото, короче, Версаль, только хозяин за столом без сюрпризов, явно расслабленный, махнул рукой – мол, проходи, показал на стул и сказал: «Ну что ж, поехали!»

Оказалось, что пока все охали, сначала потому, что он умер, потом потому, что оказалось, что нет, сам он дал команду своим: молчать, не отвечать, и не комментировать никак, как будто не было ничего: ни нашего некролога, ни всеобщего воя на тему дня. Его интересовал сам текст моего творения. Оказалось, что я дал очень точное описание его жизненного пути, по сути и хронологии, точно расставил акценты, подсветил стороны, информация о которых была, вроде бы, недоступна, и даже активы, ему принадлежащие, перечислил чётко, исключив ошибочно ему приписываемые, и указав почти никому неизвестные, и даже некоторые, информация о владении им которыми, была, как он считал, засекречена.