Александр Ходаков - Дипломатическая кухня

Однако не только в Алжире отказывались признавать во мне русского. Однажды, будучи в Берлине, отправился я в большой универсальный магазин в поисках нового плаща. Меряю плащи, продавец-немец суетится вокруг, советы дает. Наконец, нашелся нужный мне фасон и размер. Собираюсь идти в кассу. И здесь продавец, извинившись, спрашивает, откуда я. «Акцент у Вас, – говорит, – какой-то чудной». – «Русский я вообще-то, – отвечаю, – наверное, и акцент русский». – «Э нет, – говорит продавец, – уж русский-то акцент мы знаем… А живете Вы где?» – «В Голландии». – «А, это у Вас голландский акцент, как же я сразу не понял!»

Много позже я и мой голландский приятель Рон ван Дартел (впоследствии посол Нидерландов в России) одновременно оказались в Москве, каждый по своим делам. Договорились встретиться, прогуляться по городу и где-нибудь выпить-закусить. Для начала пошли в Столешников. По дороге я рассказывал Рону, как мы студентами ходили в кафе «Белый Аист», находившееся в этом переулке. Однако кафе на месте не оказалось. И здания, где оно находилось, тоже. Пойдя дальше в направлении Тверской, я понял, что родного города не узнаю. На вопросы Рона по поводу окружавших нас архитектурных красот я чаще всего отвечал: «Не знаю…» В конце концов Рон ехидно спросил: «А ты уверен, что родился в Москве?» Я уже ни в чем не был уверен и предложил пойти пить пиво. На Большой Дмитровке мы обнаружили вполне симпатичную пивную. Сели за столик, продолжая разговаривать между собой. Я хотел уточнить, какое пиво есть в наличии, и начал уже задавать вопрос, когда понял, что забыл слово по-русски. Спрашиваю, помогая себе жестом: «Из-под крана пиво есть?» Официант: «Вы имеете в виду разливное?» Я: «Ну да! Как я мог забыть!» Официант: «Не огорчайтесь, Вы очень хорошо говорите по-русски». Увидев мое выражение лица, Рон потребовал перевода. Потом долго хохотал и еще не раз мне напоминал о моем позоре.

Со спиртным в Алжире было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что оно не было под запретом, как в соседней Ливии. Плохо, потому что крепкие напитки стоили немыслимых денег (с другой стороны, это и хорошо), а выбор некрепких – вина и пива – был довольно ограниченным. Да и они были для нас недешевы. Поэтому выпивали мы редко. В основном позволяли себе попить пива, а вино покупали дешевое, не в бутылках, а в бумажных пакетах. Качество его было, прямо скажем, не блестящим.

В общежитии магазинов не было, да если бы и были, спиртное продавать им наверняка бы не разрешили. Зато была кантина (столовая), где за пару динар можно было пообедать. Тарелок в кантине не держали. Выдавали подносы с углублениями, куда на раздаче клали еду. Как в фильмах об американских тюрьмах. Меню не отличалось разнообразием: кускус с овощной подливкой, вареная чечевица, макароны, артишок, который надо было самому чистить, кусочек рыбы или вареного мяса. О чечевице я до Алжира только слышал, но на вкус она мне вполне понравилась, как и кускус. Да и голод не тетка. Однако со временем все приелось, и мы стали себе позволять сходить в кафе в городе, поесть жареного мяса и выпить пива. Увы, обходилось это раз в пять дороже, чем еда в кантине. Поэтому баловали мы себя не часто.

Однажды консьерж Буалем принес мне уведомление с таможни – на мое имя пришла посылка, надо ее получить. Я удивился, поскольку никакой посылки не ждал, но на таможню поехал. Помыкался, пока нашел нужный кабинет – как и везде, порядка никакого, предъявил квитанцию, таможенник нашел посылку. Все правильно, на мое имя.

– Что у тебя там?

– Не знаю…

– Тогда открывай.

В посылке оказалась буханка черного хлеба и бутылка водки – мать решила меня порадовать. К водке таможенник и прицепился.

– Это водка? Надо платить пошлину (называет какую-то чудовищную сумму).

– Вы что! Я бедный студент! У меня нет таких денег!

– Студент, а водку пьешь! Как так?

– Но я же русский! Это национальный напиток. И скоро праздник – Первое мая, мне на праздник прислали (на ходу сочинил).

– Ну ладно, – вдруг смягчился таможенник. – Забирай. Но много не пей.

Надо ли говорить, что водку мы с Вовой выпили в тот же вечер. До 1 мая она не дожила. Да и хлеб не задержался. Интересно, что за три недели, пока посылка неспешно ехала до Алжира, хлебу ничего не сделалось. Съели мы его с превеликим удовольствием.

Идея отметить 1 мая, однако, не умерла. Кутенкин с нами праздновать не стал, отбыл к каким-то знакомым, которыми он обзавелся, и в качестве третьего к нам примкнул наш приятель-югослав. Звали его Душан, но он требовал, чтобы его называли Бифти. Прикинув потребности, мы закупили вина, белого и красного, в целом девять литровых пакетов. И вечером сели пить. Закуска была довольно скудной: местный сыр, который почему-то всегда, независимо от сорта, отдавал мылом, говяжья колбаса, которая была настолько постной, что на вкус напоминала картон, да апельсины с мандаринами. Цитрусовые были очень дешевыми, ведро мандаринов стоило столько же, сколько килограмм картошки. Ели мы их первое время от пуза. После возвращения домой я на них год смотреть не мог.

Девять пакетов мы позорно не осилили. Выпили восемь. После чего нас разобрало петь. Мы с Вовой задушевно исполнили «Вот кто-то с горочки спустился», потом «Катюшу». Бифти пытался подпевать. Потом начал требовать спеть хором что-нибудь, что мы все знаем. Единственным возможным вариантом оказался «Интернационал». Его и исполнили, мы по-русски, Бифти по-словенски. Еще и окно распахнули, чтобы всем лучше слышно было.

А «Интернационал» (как и компартия) в Алжире был запрещен! И за его исполнение можно было нехило огрести. К счастью, никто в общежитии не понял, что мы там пели. Только спросили: «Это вы вчера так орали?»

Поглядевшись наутро в зеркало, мы себя не сразу узнали. Я пошел зелеными пятнами, а Вова – какими-то фиолетовыми. И мы зареклись пить местное вино в таких количествах.

И тут в дверь постучали… А я только встал, по обыкновению проспав первую пару (да уже и вторую тоже с учетом пути). Ввалился какой-то посольский (позднее я узнал, что это был культурный атташе) 4 4 Этим атташе был Анатолий Богатый, в 1982 г. перебежавший к американцам. и без предисловий заявил, что меня привлекают к работе в качестве переводчика футбольной команды «Зенит», приехавшей в Алжир на дружеский турнир. Оп-па! Полчаса бешеной гонки на машине – он, оказывается, всегда так ездил – и я уже среди футболистов. Наверное, такие же чувства испытывал пес Шарик, оказавшись у профессора Преображенского. Вот свезло, так свезло! Пятизвездочный отель в курортном местечке Сиди-Феррюш, одеяла из верблюжьей шерсти, ванна с пеной, ресторан с роскошнейшим буфетом – ешь-не-хочу. Что еще нужно бедному мерзлому студенту для полного счастья?