Джо Стадвелл - Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире

Четвертое отклонение Махатхира от правильных путей выразилось в том, что он выхолостил свою бюрократию. Индустриализация в Малайзии слишком часто превращалась в спектакль одного актера. Как однажды высказался чиновник Асмат Камалудин, «стало очень трудно отстаивать свою точку зрения» {295}. Еще один человек, тесно сотрудничавший с Махатхиром и сохранивший глубокое к нему уважение, выразил ту же мысль куда прямолинейнее: «У Махатхира была непререкаемая вера в правильность своих суждений, и это откровенно пугало» {296}. Ни один политик, осуществивший успешное развитие страны, – в Японии, Южной Корее, на Тайване или в Китае не принижал роль национальной бюрократии до такой степени, как Махатхир. Он все пытался делать сам – вынашивать стратегию развития, проводить проверки и заключать деловые соглашения.

Наконец, когда проблемы с внешним долгом и платежным балансом резко возросли, Махатхир потерял терпение и стал проводить запутанную гибридную экономическую политику. В 1985–1986 гг., столкнувшись с нехваткой средств и региональным экономическим спадом, он ввел агрессивные налоговые льготы и стимулы для иностранных инвестиций {297}. Эти изменения на фоне падающего валютного курса привели к волне внутренних инвестиций в низкодоходные, работающие на экспорт перерабатывающие предприятия, особенно – по иронии судьбы – со стороны японских и южнокорейских компаний. Экспорт Малайзии, выросший всего на $ 7 млрд за предыдущие пять лет (1980–1985 гг.), вдруг взмыл до $ 14 млрд за три года (1985–1988 гг.) {298}. Начиная с 1987 г. страна стала показывать положительное сальдо по текущим счетам. Однако, вместо того чтобы последовательно осуществлять «большой толчок» индустриализации (как это делало правительство Южной Кореи во время глобальной рецессии и нефтяного кризиса в 1970-х и 1980-х), Махатхир остановил новые проекты и сделал попытку свести сальдо в государственной финансовой отчетности {299}.

В конце 1980-х – начале 1990-х гг. начался региональный экономический бум, вызванный крупными иностранными инвестициями. Это привело к очень быстрому росту ВВП. Соблазнительно было решить в этот момент, что в Малайзии начался наконец настоящий прогресс в индустрии. И Махатхир, похоже, действительно так думал. В 1991 г. он провозгласил свою «Концепцию-2020», сводившуюся к тому, что Малайзия может и станет промышленно развитым государством к 2020 г. Но в это время премьер уже изрядно поостыл к старомодным представлениям о «молодой промышлености», и поэтому страна едва достигала траектории технологического обучения. Этому еще предстояло выясниться в период грядущего азиатского финансового кризиса, как рентгеном просветившего экономику Малайзии.

А пока что Махатхир нашел себе нового и влиятельного друга в лице Кеничи Омае, консультанта по менеджменту в компании McKinsey, а также футуролога и автора книг. Хотя Омае и был японцем, он выступал ярым противником традиционной дирижистской Японии. В перспективе он видел глобализированный мир, где национальная принадлежность не имеет значения, бюрократия упразднена, а открытые рынки будут взаимовыгодными для всех участников. Этот оптимистичный взгляд представлял собой раннюю концептуализацию воззрений, которые ассоциируются сейчас с книгой «Плоский мир» Томаса Фридмана, вышедшей в 2005 г. Несмотря на то что промышленная политика, обогатившая Японию и вроде бы имитируемая Махатхиром, целиком шла вразрез с концепцией Омае, премьер-министр был настолько очарован его книгой «Мир без границ», что приказал прочитать ее всему своему окружению. Асмат Камалудин, стоявший в тот период во главе министерства международной торговли и промышленности, вспоминает: «Если человек носил с собой эту книгу, он мог чувствовать себя уверенно в любой ситуации» {300}.

Сейчас, располагая всеми преимуществами ретроспективного взгляда, можно заметить, что торопливый, недостаточно вдумчивый и захлебывающийся от восторга стиль «Мира без границ» явственно намекал тогда на маловероятность сделанных в книге предсказаний о том, что мир становится более благоприятным для успешного экономического развития бедных стран. Но новая книга не заменила старый труд Фридриха Листа. Прагматичный протекционизм «молодой промышленности», рекомендованный Листом, до сих пор так и остался единственным проверенным способом подталкивания развивающейся страны вверх по лестнице индустриального прогресса.

Однако, поступая вопреки Листу, Омае и Махатхир в 1990-х гг. придумали и начали осуществлять в окрестностях Куала-Лумпура два футуристических и неоднократно высмеянных проекта – особую экономическую зону Multimedia Super Corridor и инвестиционный парк Cyberjaya. Предполагалось, что эти начинания помогут быстро развивать интеллектуальные технологии в Малайзии посредством свободного рынка и взаимовыгодного межнационального сотрудничества. Но ничего подобного не случилось {301}. Обременительные проекты остались свидетельствами наивных, хотя и написанных из лучших побуждений книг, таких как «Плоский мир» и «Мир без границ», где предполагалось, что мы движемся к новой парадигме развития, в которой интересы богатых и бедных народов идеально соответствуют друг другу.

На мой дилетантский взгляд, Waja ничуть не менее привлекательна на вид, чем Hyundai Elantra первого поколения, выпущенная после того как южнокорейская фирма сумела создать свой первый оригинальный двигатель {302}.

Арендованной машиной я пользовался около недели. За все это время я обнаружил только одну техническую проблему – не работал регулятор скорости стеклоочистителя. Должен признать, что у Waja хорошее ускорение, что она послушна и способна двигаться гораздо быстрее, чем рекомендуют дорожные знаки. Словом, вполне достойный автомобиль. Proton довел его до готовности вместе с собственным двигателем быстрее, чем потребовалось Hyundai для создания корейского автомобиля с корейским двигателем {303}. Огорчает лишь одно: Waja и несколько других моделей, выпущенных сразу вслед за ней, символизируют собою тот предел промышленного развития Малайзии, выше которого стране так и не удалось подняться.