Джо Стадвелл - Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире

Определяющая переменная здесь состоит не в том, кому принадлежит финансовая система, и не в том, как она управляется, а в деловой среде. Во всех государствах Юго-Восточной Азии банковская система финансировала экономику, в которой ведущих предпринимателей едва подталкивали к производству и не подвергали экспортной дисциплине. Это привело к двум серьезным проблемам. Во-первых, обрабатывающая промышленность приобрела крайне мало технологических возможностей; во-вторых, отсутствие экспортной дисциплины означало и отсутствие обратной информационной связи с экспортом, чье наличие способствовало улучшению качества банковских займов в Северо-Восточной Азии. Когда в Юго-Восточной Азии правительства судорожно пытались продвигать индустриализацию, как, например, администрация Махатхира в Малайзии, они, обучаясь менее эффективно, наделали сравнительно больше безнадежных долгов, чем в Северо-Восточной Азии {433}.

Более финансово благоразумные государства Юго-Восточной Азии, несмотря на все ошибки с индустриализацией и воспоследовавшие просроченные кредиты, подготовившие азиатский финансовый кризис, смогли пережить издержки от своих ранних попыток развивать импортозамещение в 1950-х гг. Однако в начале 1980-х гг. Малайзия, Таиланд и Индонезия поддались призыву к финансовому дерегулированию. Фактически это означало передачу возрастающего контроля над финансовой системой частным предпринимателям, чьи интересы коренным образом расходились с интересами национального развития. Эти предприниматели, и без того не подчинявшиеся экспортной дисциплине, получили также гораздо расширенный доступ к зарубежным источникам финансирования. Такое развитие событий привело к взрывным глубоким кризисам в Малайзии, Таиланде и Индонезии, которые начались в 1997 г. и от которых эти страны так до конца и не оправились.

Филиппины – государство, стоящее особняком в Юго-Восточной Азии, уже продемонстрировало путь к финансовой катастрофе в 1980-х гг., когда потерпела крах и Латинская Америка. В обоих регионах кризис спровоцировало рекордное после Второй мировой войны увеличение в 1980 г. процентных ставок в США – ход, предпринятый американским правительством, чтобы справиться с инфляцией у себя дома, но имевший негативные последствия для всего мира {434}.

Как и другие страны, Филиппины не смогли больше позволить себе обслуживание огромных внешних долгов, номинированных в долларах. Поскольку процентные ставки в долларах росли, а филиппинский песо по отношению к доллару опускался, расходы страны стали по спирали опережать займы, так и не приведшие к значительному увеличению экспортного потенциала Филиппин, особенно в обрабатывающей промышленности. В период правления Фердинанда Маркоса с 1965 по 1986 гг. доля экспорта в ВВП государства увеличилась с 20 до 26 %, в то время как стоимость обслуживания долгов по иностранным займам выросла более чем в 10 раз {435}. Более того, страна еще в 1950-х гг. приватизировала банковскую систему в пользу олигархии, и ее банки, так же как и правительство, оказались банкротами. Филиппины первыми в Юго-Восточной Азии проложили тропу во внутренние круги финансового ада.

Не масштаб зарубежных заимствований сделал катастрофу на Филиппинах неизбежной. Еще буквально накануне кризиса 1980-х гг. внешние долги страны составляли меньшую, чем в Южной Корее, долю от стоимости производимой продукции {436}. Если бы Маркос поступил так же, как Пак Чон Хи, и мобилизовал банковскую систему на поддержку промышленной политики, контролируемой экспортной дисциплиной, то Филиппины вполне могли бы последовать путем Южной Кореи. Но вместо этого Филиппины проделали менее чем за полвека стремительный путь вниз от государства вдвое богаче Южной Кореи до государства в 11 раз беднее {437}. Отсутствие экспортных приоритетов в производстве вкупе с готовностью пускаться в рискованные игры c финансовыми инструментами привели к худшей из возможных политических комбинаций. Не имея целью добиться более высоких промышленных стандартов в виде продукции, пригодной для экспорта, предпринимательская элита Филиппин манипулировала банками с такой неограниченной свободой, что эта страна в нашем исследовании более всего подходит под определение клептократии.

Традиция расхищать финансы у национальной элиты появилась задолго до обретения страной независимости в 1946 г. Еще в 1916 г. Вашингтон передал всю финансовую власть и большую часть законодательной власти своей колонии, а кроме того, спонсировал создание достаточно большого государственного инвестиционного банка. Филиппинский национальный банк (Philippine National Bank, PNB) был основан с целью финансировать развитие колонии в лучших традициях воспитания «молодой промышленности» в самих Штатах. Американский генерал-губернатор Фрэнсис Бёртон Харрисон пообещал, что банк «будет способен поддержать любые усилия правительства, направленные на развитие страны» {438}. PNB сделался официальным местом хранения всех правительственных средста и в течение пары лет накопил две трети всех активов национальной банковской системы.

Оставалась проблема: кого или что кредитовать PNB? Филиппинская экономика строилась вокруг так называемых «договоров о свободной торговле» c США, в реальности представлявшими собой протекционистские сделки, которые заставляли колонию сосредоточиваться на сельском хозяйстве {439}. Сельскохозяйственный экспорт с Филиппин в США не облагался ввозными пошлинами, в то время как экспортеры, не связанные с колонией, наталкивались на практически непреодолимые тарифные барьеры.

Хотя в 1930-х гг. сахар, кокосовые орехи и другие сельскохозяйственные культуры составляли 80 % всего объема внешней торговли государства, экспортная дисциплина в нем не работала, поскольку без различия в ставках таможенных пошлин продукция была неконкурентоспособна. (Вот почему, после того как в 1970-х гг. Америка урезала Филиппинам не облагающиеся пошлиной экспортные квоты, сельскохозяйственный сектор страны остался совершенно беспомощным в силу своей неэффективности.) Но предпринимателям на это было наплевать. Филиппинская элита строила поместья и разбивала плантации, яростно сопротивляясь любым политическим попыткам заставить ее производить товары на экспорт. В таких условиях просто не существовало предпринимателей, которые соблюдали экспортную дисциплину и которых мог бы поддержать своими займами PNB, отсутствовала полезная информационная обратная связь со стороны внешних рынков, и поэтому государственный инвестиционный банк представлял собой бомбу замедленного действия. Спустя каких-нибудь пять лет после того, как в 1916 г. власть была передана Маниле, PNB обанкротился в первый раз, ссудив огромные суммы местным олигархам, не сумевшим расплатиться по своим займам.