Майкл Льюис - Игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы

Бен считал Чарли и Джейми не профессиональными инвестиционными менеджерами, а скорее дилетантами, или, по его собственным словам, «парочкой башковитых ребят, балующихся игрой на рынке». Однако их стратегия покупки дешевых билетов на игру с ожидаемым финансовым кризисом нашла отклик в его душе. Вряд ли ее можно было считать безошибочной, скорее наоборот, она давала сбои гораздо чаще, чем положительные результаты. Иногда ожидаемый кризис так и не случался, иногда они вообще действовали наобум. Однажды Чарли наткнулся на странное, по его мнению, ценовое несоответствие на рынке фьючерсов на бензин. Он быстро купил один контракт на бензин, продал другой и получил вроде бы безрисковую прибыль. Правда, потом выяснилось, что один контракт был на неэтилированный бензин, а второй на самом деле – на дизельное топливо. В другом случае верной была посылка, но неправильным вывод. «Однажды Бен позвонил мне и заявил: “Знаешь, мне кажется, в Таиланде грядет переворот”, – рассказывает Джейми. – В газетах ничего не писали о перевороте, это была настоящая сенсация. Я засомневался: “Да ладно, Бен, бредовая идея, не будет там никакого переворота. И вообще, с чего ты взял? Ты же сейчас в Беркли!”» Бен поклялся, что информация надежная – от одного бывшего коллеги из Сингапура, который в курсе всего происходящего в Таиланде. Он говорил так убедительно, что они купили на удивление дешевые трехмесячные путы (опционы на продажу) на тайский бат. Через неделю военные власти свергли избранного премьер-министра. Тайский бат даже не шелохнулся. «Мы предсказывали переворот, и мы потеряли деньги», – признается Джейми.

Из-за убытков никто особенно не убивался – они являлись частью плана. У них было больше падающих акций, чем растущих, но их убытки, стоимость опционов, по сравнению с прибылью можно было считать смехотворными. О причине своего успеха Чарли и Джейми могли только догадываться. Зато Бен, который оценивал опционы для крупной фирмы с Уолл-стрит, знал, чем он объясняется: финансовые опционы неправильно оценивались. Рынок часто недооценивал вероятность резкого движения цен. Рынок опционов, как правило, уповал на то, что отдаленное будущее станет больше походить на настоящее, чем оказывалось в действительности. Стоимость опциона зависела от волатильности лежащих в его основе акций, валюты или товара, а при оценке будущей волатильности акций, валюты или товара рынок опционов опирался на недавнее прошлое. Когда акции IBM торгуются по $34 за штуку и последний год болтаются вверх и вниз вокруг этого уровня, опцион на покупку акций по $35 редко является недооцененным. Когда последние два года золото торгуется на уровне $650 за унцию, опцион на покупку по $2000 за унцию в любой момент на протяжении следующих 10 лет вполне может быть серьезно недооценен. Чем дольше срок действия опциона, тем нелепее результаты, генерируемые моделью Блэка – Шоулза, и тем больше благоприятных возможностей открывается для людей, которые ею не пользуются.

Как ни странно, но именно из-за Бена, наименее коммуникабельного из всей троицы, сторонние наблюдатели воспринимали Cornwall Capital как традиционного институционального инвестора. Он знал механику торговых залов на Уолл-стрит и понимал, во что обходится Чарли и Джейми их образ несерьезных инвесторов или, как выразился сам Бен, образ «гаражного хедж-фонда». Самыми долгосрочными опционами, доступными индивидуальным инвесторам на публичных биржах, были LEAPS, опционы на обыкновенные акции на два с половиной года. Однажды Бен предложил Чарли и Бену: «Знаете, если бы вы проявили себя серьезными институциональными инвесторами, то могли бы позвонить в Lehman Brothers или Morgan Stanley и купить восьмилетние опционы на все что угодно. Как вам нравится такая перспектива?»

Очень даже нравилась! Они спали и видели, как напрямую работают с источником самых, по их мнению, недооцененных опционов: самыми прожженными отделами торговых операций Goldman Sachs, Deutsche Bank, Bear Stearns и прочих банков. Охотничья лицензия , так они это называли. Охотничья лицензия имела вполне определенное название – ISDA. Это были те самые контракты, придуманные Международной ассоциацией по свопам и деривативам (ISDA), которые хотел иметь Майк Бэрри, прежде чем приобретать первые дефолтные свопы. Имея контракт ISDA, вы теоретически могли работать с крупными фирмами с Уолл-стрит, если уж не на равных, то хотя бы как взрослый. Впрочем, была одна закавыка: несмотря на успешные операции, денег у нашей троицы водилось не много. Что еще хуже, все деньги были их собственными. По меркам Уолл-стрит, они в лучшем случае подпадали под категорию «лиц с крупным капиталом». Богатых людей. Богатые люди удостаивались более качественного обслуживания на Уолл-стрит, чем представители среднего класса, но все равно считались лицами второго сорта по сравнению с институциональными инвесторами. Более того, богатым людям не предлагали покупать и продавать эзотерические ценные бумаги, например дефолтные свопы, которые не торговались на открытых биржах.

К началу 2006 года Cornwall Capital довела свои ресурсы почти до $30 млн, но для отделов, продававших дефолтные свопы, даже эта сумма представлялась смехотворной. «Мы позвонили в Goldman Sachs, – рассказывает Джейми, – но было совершенно очевидно, что они не желают иметь с нами дело. В Lehman Brothers над нами просто посмеялись. Перед нами возникла неприступная крепость, и нужно было либо перелезть через стену, либо сделать подкоп». «J. P. Morgan отказался работать с нами как с клиентами, – замечает Чарли. – По их словам, мы доставляли слишком много хлопот». А ведь так и было! Располагая мизерными суммами, они требовали внимания, как взрослые. «Мы хотели покупать у Deutsche Bank опционы на платину, – говорит Чарли, а они нам: “Извините, мы не можем их вам продать”». Уолл-стрит вынуждает вас платить за самостоятельное управление своими деньгами, вместо того чтобы платить за это постороннему человеку. «Мы никому не были нужны, – говорит Джейми. – К кому мы только ни обращались: чтобы ты был интересен, тебе нужно оперировать как минимум сотней миллионов долларов».

Звоня в UBS, крупный швейцарский банк, они знали уже достаточно, чтобы промолчать, когда сотрудник на другом конце провода поинтересовался, сколько денег предполагается инвестировать. «Мы научились отмалчиваться», – рассказывает Джейми. Именно поэтому на отказ у UBS ушло чуть больше времени, чем у остальных. «Он забрасывает вопрос: “Сколько вы продаете в короткую?” – вспоминает Чарли. – Но мы особо в подробности не вдаемся. Тогда он спрашивает: “Как часто вы торгуете?” Мы отвечаем: не очень, мол, часто. Следует долгая пауза. А потом: “Я переговорю с начальством”. Звонка от них мы так и не дождались».