Дэниел Ергин - В поисках энергии. Ресурсные войны, новые технологии и будущее энергетики

События 2003 г., а именно война в Ираке, усилили обеспокоенность по поводу энергетической безопасности. Пекину трудно было поверить в то, что целью вторжения США в Ирак в марте 2003 г. было продвижение демократии на Ближнем Востоке. Цель должна быть более определенной, более неотложной и критически важной. А что может быть важнее, чем нефть? А раз проблема нефти тревожила США настолько сильно, что они решились на вторжение, то, с точки зрения многих китайцев, вопрос энергетической безопасности стоял намного острее, чем могло показаться 1.

Отчасти это новое ощущение небезопасности ассоциировалось с морскими путями – этими магистралями мировой торговли, приобретавшими все большую значимость для китайского импорта нефти и торговли в целом. Половина ВВП страны зависела от морских путей. В ноябре 2003 г., семь месяцев спустя после вторжения США в Ирак, президент КНР Ху Цзиньтао на съезде коммунистической партии, по сообщениям, заявил, что страна должна решить так называемую «малаккскую дилемму». Имелась в виду зависимость Китая от Малаккского пролива, узкого водного пути, соединяющего Индийский океан и Южно-Китайское море, через который идет более 75 % нефтяного импорта Китая. «Обосновавшиеся там под разными предлогами определенные силы пытаются контролировать судоходство в проливе», – сказал Ху Цзиньтао. Под «определенными силами», безусловно, имелись в виду США 2.

Внимание к рискам обострилось в 2004 г. в связи с неожиданным скачком китайского и глобального спроса на нефть и резким ростом цен. Еще в конце 2002 г. стало очевидно, что Китай столкнулся с энергетической проблемой. Но первоначально эта проблема была связана с углем и электричеством, а не с нефтью. Около 70 % всей энергии в Китае и примерно 80 % электроэнергии производилось с использованием угля. В результате быстрого роста спроса, за которым поставки угля не поспевали, в большинстве провинций начались регулярные перебои и масштабные отключения электричества. Страну охватило ощущение кризиса. Фабрики работали по полдня, а то и вовсе закрывались из-за нехватки электроэнергии. В некоторых частях страны нехватка электричества была настолько острой, что не работали светофоры, а дети делали домашние задания при свечах. Отелям в Пекине было приказано поддерживать в номерах температуру не выше 26 °С, а персоналу пользоваться лестницами, а не лифтами 3.

Существовала лишь единственная возможность быстро удовлетворить резко возросший спрос на энергию – замена угля на нефть. В результате спрос на нефть в Китае в 2004 г. вырос не на ожидаемые 7–8 %, а на 16 %, что привело к резкому увеличению объемов нефтяного импорта. Китайские нефтяные компании принялись в спешном порядке наращивать добычу внутри страны и пытаться получить доступ к источникам поставок за пределами Китая.

Именно в это время в Пекине, как и во всем мире, возникла тема нефтяного пика и исчерпаемости ресурсов. Страх перед неизбежным и необратимым дефицитом энергоносителей, охвативший в этот период весь мир, усиливал ощущение надвигающегося энергетического кризиса и толкал к новому витку борьбы за нефть.

Но в чем должна состоять «новая стратегия энергетической безопасности»? Этот вопрос стал неотъемлемой частью непрекращающихся дебатов о возможности нефтяного противостояния США и Китая. Некоторых стратегов в Пекине беспокоит зависимость Китая от мирового рынка нефти, по их словам, ненадежного, подверженного манипуляциям и находящегося под чрезмерным влиянием США. Утверждают даже, что США намерены перекрыть морские поставки нефти – перерезать «нефтяную артерию» Китая – в случае обострения конфронтации между двумя странами, независимым островным государством Тайвань и материковым Китаем. США предъявляются претензии в связи с присутствием их военного флота в регионе и поддержкой Тайваня, несмотря на процесс стабильного укрепления экономических связей между Тайванем и Китайской Народной Республикой. Некоторые из китайских военачальников, по словам одного адмирала, обвиняют США в стремлении к мировой «гегемонии».

Прямо противоположные опасения высказываются некоторыми стратегами в США. Они утверждают, что Китай, движимый ненасытным аппетитом к сырьевым ресурсам и имперскими интересами, осуществляет продуманную стратегию, цель которой – распространить свое господство на Азию и завладеть значительной частью мировых поставок нефти. По их словам, Китай реализует эту стратегию расчетливо и целенаправленно, подкрепляя ее растущей военной мощью. В качестве доказательства они указывают на рост военных расходов Китая, интенсивное строительство военно-морского флота, погоню за авиационными и военно-морскими технологиями и потенциал создания полноценного океанского флота, который позволит Китаю распространить военное влияние далеко за пределы соседних государств. Иначе для чего, спрашивают они, Китай создал сеть стратегических портов, баз и гидроакустических постов в Индийском океане? Эти скептики ссылаются на то, что Китай успешно разрабатывает новые ракеты для уничтожения морских целей, т. е. американских авианосцев, а значит и для подрыва безопасности морских путей, обеспечиваемой ими, – безопасности, от которой Китай выигрывает точно так же, как любая другая страна.

Такие настроения вполне могли вызвать к жизни призрак гонки военно-морских вооружений, подобной той, что развернулась около века назад между Англией и Германией и стала одной из причин нарастания напряженности и в конечном итоге – Первой мировой войны. Несмотря на обширные и расширяющиеся экономические связи в годы, предшествовавшие августу 1914 г., отношения между Великобританией и Германией накалялись из-за соперничества и подозрений, вызванных гонкой вооружений, стремления взять под контроль морские пути и доступ к ресурсам, конкуренции за место под солнцем и нарастающей националистической лихорадки. Отзвуки той далекой англо-германской гонки военно-морских вооружений слышны и в сегодняшних спорах.

Разногласия по Южно-Китайскому морю уже привели к напряженности между США и Китаем, а также между Китаем и его соседями по региону. Это море площадью 3,5 млн км 2омывает восточное побережье Китая, Вьетнама (где его называют Восточным морем) и Малайзии, спускается на юг к Сингапуру и Малаккскому проливу и затем тянется на восток вдоль берегов Индонезии, Брунея, Филиппин и Тайваня. Через его воды осуществляется большая часть торговли между Восточной Азией и Ближним Востоком, Африкой и Европой – и большая часть поставок энергоносителей в Китай, Японию и Южную Корею. «Это действительно жизненная артерия нашей торговли, нашего транспорта, для всех нас – Китая, Японии, Кореи, Юго-Восточной Азии и западных стран», – сказал генеральный секретарь АСЕАН, ассоциации 10 стран Юго-Восточной Азии 4.