Тим Харфорд - Через поражения – к победе. Законы Дарвина в жизни и бизнесе

Вспомните ландшафт свершений из первой главы – глубокие впадины неудач и пики успеха. Эволюция исследует этот ландшафт, пользуясь удачным сочетанием больших скачков и маленьких шажков. Огромные скачки обычно заканчиваются на дне какой-нибудь впадины, но иногда с их помощью удается достичь склонов новой горной гряды. Маленькие шажки ведут вверх, а не вниз, но иногда вы оказываетесь наверху холмика у норки крота.

В жизни мы замечаем и превращаем в идолов тех, кто совершает огромные скачки: бывшую медсестру, которая отправилась с миссией организации «Врачи без границ» в Конго, коллегу, который продал все, чтобы купить оливковую рощицу где-нибудь на Сардинии. В искусстве тоже бывают такие поворотные моменты, после которых мир уже не может выглядеть таким, как раньше. Это и «Улисс» Джойса, и «Герника» Пикассо, и «Любовная песнь Альфреда Пруфрока» Элиота, и даже альбом «Битлз» «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». Экономист Дэвид Галенсон рисует другую картину. Он исследует творческий цикл жизни, собирая данные о том, когда художники, архитекторы, поэты, авторы песен и другие люди искусства создавали главный труд своей жизни. Он обнаружил много примеров, которые подтверждают наше естественное стремление сочетать юный талант и творческий гений, но при этом есть множество примеров противоположного характера. Кроме художников, совершающих концептуальные скачки, будь то Пикассо или Элиот, всегда найдутся более осторожные экспериментаторы, такие как Пит Мондриан или Роберт Фрост. Многие вошедшие в антологии стихи Фроста написаны им, когда ему было за 50, а самая выдающаяся работа Мондриана была создана, когда ему уже исполнился 71 год. Галенсон убедительно доказывает, что так происходит потому, что они медленно совершенствовали свое мастерство, взбираясь на одинокую вершину достижений, тогда как Пикассо (или Орсон Уэллс, или Джаспер Джонс, или Боб Дилан) совершали скачки с одной высокой точки на другую.

Чем бы мы ни занимались, большинству из нас стоит попытаться объединить оба подхода. Мы все знаем кого-нибудь, кто бродит у подножия гор, восхищенный новизной, но либо отвлекается, либо не решается забраться на вершину. Есть и такие, кто всю жизнь карабкается на первый же встретившийся ему на пути скромный холмик. Найти правильное сочетание того и другого – очень непросто.

Для многих людей студенческие годы – это как большой скачок, относительно безопасное пространство и время, удобное для экспериментов: с сексом, с идеями и с самоидентификацией. Разве не прекрасен мир университета с его безграничными возможностями, которые предоставляют клубы и общества? Студент может вступить в общество свободы воли, в клуб ролевых игр, в бахаистскую ассоциацию или даже в общество «палочки Винни-Пуха» (в этой игре победителем считается тот, чья палочка, брошенная с одной стороны моста, появится первой с другой его стороны)… И каждый знает, что если он не будет перебарщивать с сексом, политикой или «палочками Винни-Пуха», то благополучно окончит университет, многое узнает и получит ценные навыки. Никогда потом эксперименты не будут такими безопасными, как в это время.

Наша первая работа, напротив, предполагает, что нужно сидеть рядом с коллегами, изучать конкретный набор навыков и карабкаться вверх по карьерной лестнице. Вместо того чтобы открывать новые горизонты, первые недели на новой работе приводят к их закрытию и концентрации усилий. Несмотря на внешнюю схожесть с началом учебы в университете – новые друзья, новый город, новые умения, – возникает совершенно иная ситуация. Вероятно, нет никакого совпадения в том, что в Google, самой привлекательной из компаний, сознательно моделируется ситуация, напоминающая магистратуру Стэнфордского университета.

Однако большинство компаний не похожи на Google. То восхищение, которое у многих студентов вызывает пребывание в университете – мире огромных возможностей и безопасных экспериментов, – со временем сходит на нет. Однако мы не должны этого допускать, потому что новые возможности существуют всегда. Но одно дело – сосредоточиваться на работе, а другое – без нужды ограничивать себя. Возможно, становясь старше, мы боимся экспериментировать, поскольку начинаем понимать истину, которая лежит в основе этой книги: в сложном мире маловероятно, что мы с первого раза все сделаем правильно. Свыкнуться с мыслью о необходимости адаптации в повседневной жизни означает признать возможность ошибок и неудач. Поэтому лучше не забывать о том, почему следует экспериментировать, несмотря на то что большинство экспериментов завершатся провалом. Процесс исправления ошибок может подарить больше свободы, чем ее отнимает их совершение, хотя очень часто мы чувствуем обратное. Это необходимо для того, чтобы однажды появился «спитфайр» Реджинальда Митчелла или контрпартизанская стратегия, разработанная Макмастером для Ирака. Один удачный эксперимент может изменить вашу жизнь к лучшему настолько, насколько неудачный эксперимент никогда не изменит ее к худшему, если, конечно, вы не будете отрицать ошибки и не захотите отыграться. Премия «Тони», полученная Твайлой Тарп, свидетельствует о важности риска и стремления адаптироваться до тех пор, пока это не оправдает себя.

Эксперименты могут испугать. Мы постоянно совершаем ошибки, не зная, правильным ли путем идем. Кэтрин Шульц в своей книге «Быть неправым» (Being Wrong) описывает состояние неопределенности, которое наступает, когда какое-нибудь фундаментальное верование начинает казаться ошибочным. Она сравнивает это с ощущением ребенка, потерявшегося где-нибудь на Манхэттене. Но экспериментирование не должно быть таким. В тот самый день, когда я читал книгу Шульц, моя трехлетняя дочь потерялась в центре Лондона, в Саут-Бэнке – это район не менее суматошный, чем Таймс-сквер на Манхэттене. Мою дочь это не смутило: она вышла из кафе и стала играть в прятки. Свидетели рассказывали потом ее обезумевшей семье, как она гуляла по набережной Темзы, пряталась за уличными скамейками, танцевала и исследовала пространство, которое ей очень нравилось. Десять минут, пока ее не было, она чувствовала себя в полной безопасности и была уверена, что либо она найдет свою семью, либо семья найдет ее.

Способность адаптироваться требует присутствия именно такого чувства безопасности, внутренней уверенности в том, что неудача вполне нам по карману. Иногда это требует настоящей смелости, а иногда – счастливого самообмана, в котором пребывала заблудившаяся трехлетняя девочка. Но при любом из этих вариантов необходимо желание рисковать. Без него мы никогда не будем по-настоящему успешными.